Капитан Темпеста. Дамасский Лев. Дочери фараонов - [7]

– Правильно, – сказал он. – Я ведь раб и должен повиноваться.

Капитан Темпеста подошел к нему, положил ему на плечо маленькую белую руку и гораздо мягче сказал:

– Ты не раб, ты мой друг.

– Спасибо, синьора. Но знай: если этот турок тебя сразит, я вышибу ему мозги. Позволь твоему верному слуге хотя бы отомстить за тебя, если с тобой случится несчастье. Что будет стоить моя жизнь без тебя?

– Ты поступишь так, как посчитаешь нужным, мой бедный Эль-Кадур. Ступай, тебе надо уйти до рассвета. Если ты задержишься, то не успеешь вернуться в лагерь неверных.

– Повинуюсь, госпожа. Я быстро разузнаю, где содержат синьора Л’Юссьера, обещаю тебе.

Они вышли из каземата и взобрались на бастион, где еще громче слышались выстрелы из кулеврин и мушкетонов, которые звонко, выстрел за выстрелом, отвечали турецким пушкам, чтобы не дать им окончательно разрушить наполовину разбитые стены несчастного города.

Капитан Темпеста подошел к синьору Перпиньяно, который командовал мушкетерами, и сказал:

– Прекратите огонь на несколько минут. Эль-Кадур должен вернуться в турецкий лагерь.

– Больше ничего, синьора? – спросил венецианец.

– Нет. И называйте меня Капитаном Темпестой. Только вы трое знаете, кто я на самом деле: вы, Эриццо и Эль-Кадур. Тише: нас могут услышать.

– Простите, Капитан.

– Прекратите огонь на одну минуту. Фамагуста от этого в руины не превратится.

Герцогиня теперь командовала по-мужски, как опытный, закаленный в сражениях капитан, сухо отдавая приказания, не терпящие возражений.

Перпиньяно пошел передавать приказ артиллеристам и аркебузирам, а араб, воспользовавшись короткой передышкой, скользнул к краю бастиона. Капитан Темпеста шел радом.

– Будь осторожна с турком, синьора, – шепнул он, прежде чем перелезть через зубцы. – Если умрешь ты, умрет и твой бедный раб, но сначала отомстит за тебя.

– Не бойся, друг, – ответила герцогиня. – Я владею такими приемами шпажного боя, какие даже не снились любому из офицеров в Фамагусте. Прощай. Иди, я приказываю.

Араб в третий раз подавил вздох, пожалуй более долгий, чем первые два, уцепился за выступающие камни зубцов и исчез из виду.

– Сколько чувства в этом человеке, – тихо сказал Капитан Темпеста. – И сколько в нем, должно быть, скрыто тайной любви. Бедный Эль-Кадур! Лучше бы тебе навсегда оставаться в родной пустыне.

Он медленно вернулся назад, прячась за зубцом, а тяжелые каменные ядра продолжали бомбить бастион. Капитан сел на груду камней, сложив ладони на рукоятке шпаги, и уперся в них подбородком.

Снова один за другим зазвучали выстрелы. Артиллеристы и аркебузиры засыпали равнину свинцовым градом и шквалом картечи, чтобы арабские подрывники не смогли пройти, но те все равно прорывались с редкостным, уникальным мужеством, бесстрашно бросая вызов выстрелам венецианцев и солдат-словенцев.

Чей-то голос вывел его из задумчивости.

– Ну что, пока никаких вестей, Капитан?

К нему подходил Перпиньяно, передавший на позиции приказ не жалеть боеприпасов.

– Нет, – отозвался Капитан Темпеста.

– Но вы хотя бы знаете, что он жив?

– Эль-Кадур мне сказал, что Л’Юссьера содержат как пленника.

– А кто взял его в плен?

– Пока не знаю.

– Все-таки странно, что жестокие в сражениях турки, которые никого не щадят, оставили его в живых.

– Я тоже об этом думаю, – ответил Капитан Темпеста. – И эта мысль больнее всего разъедает мне сердце.

– Чего вы опасаетесь, Капитан?

– Сама не знаю, но сердце женщины, которая любит, трудно обмануть.

– Я вас не понимаю.

Вместо ответа Капитан Темпеста поднялся со словами:

– Вот-вот рассветет, и турок придет под стены, чтобы опять бросить вызов. Пойдемте, надо приготовиться к поединку. Я либо вернусь с победой, либо погибну, тогда и все мои тревоги закончатся.

– Синьора, – сказал лейтенант, – предоставьте мне честь биться с турком. Если я паду в этом бою, некому будет плакать обо мне, ведь я последний представитель рода Перпиньяно.

– Нет, лейтенант.

– Но турок вас убьет.

По губам гордой герцогини пробежала гневная усмешка.

– Если бы я не была сильной и решительной, Гастон Л’Юссьер меня бы не полюбил, – сказала она. – Я покажу и туркам, и венецианским военачальникам, как умеет сражаться Капитан Темпеста. Прощайте, синьор Перпиньяно. Я не забуду ни Эль-Кадура, ни моего доблестного лейтенанта.

Она спокойно завернулась в плащ, горделиво положила левую руку на шпагу и спустилась с бастиона. И со стороны осажденных, и со стороны осаждавших артиллерия продолжала бить с нарастающей силой, озаряя ночь вспышками огня.

3 Дамасский Лев

Занялась заря, осветив равнину Фамагусты, покрытую дымящимися руинами. В эту ночь пушка била без остановки, и звук выстрелов, отражаясь от стен старых домов осажденного города, прокатывался по узким улочкам, заваленным грудами обломков.

Постепенно выступил из темноты огромный турецкий лагерь. Мириады и мириады шатров простирались до самого горизонта, одни высокие, разноцветные, яркие, увенчанные длинными шестами с полумесяцем наверху и конским хвостом под ним, другие поменьше.

Посреди этого хаоса возвышался самый высокий и просторный шатер визиря, главнокомандующего огромным войском. Шатер был из красного шелка, с развевающимся зеленым знаменем ислама на макушке. Уже один вид этого флага превращал неверных в фанатиков и делал из них истинных разъяренных львов Аравийской пустыни.