Капитан Т.Т. Трезоров - [9]

Я вновь прижал к губам свою гармошку и, наигрывая очень известный маршевой ритм, в котором говорится о девушке ждущей солдата домой, мы дружно замаршировали к селу. Впереди небольшой колонны шел я с губной гармошкой у рта. Вслед за мной вышагивал Николай, которого, не смотря на все его усилия держаться золотой середины, мотало из стороны в сторону, но который громко и яростно распевал что-то о трактористах на железных конях. Следом за ним ровными рядами, по четыре рогатой и не рогатой скотине в каждом ряду, выступали быки и коровы, овцы и козы, А самым последним в этом торжественном шествии вышагивал Трезор с высоко поднятым облезлым хвостом и тремя шерстинками.

Представители дворового сообщества села радостно встречали свою домашнюю скотину, на полной скорости вылетая на центральную улицу. Но при виде пса, торжественно вышагивавшегося позади стада и с высоко задранным к небу облезлым хвостом, резко притормаживали всеми четырьмя беговыми конечностями и глазами, полными безумия непонимания, провожали его.

Не знаю почему, но в этот вечер я так и не услышал ни одного радостного и приветственного собачьего бреха.

К родному дому мы подошли с одной нашей коровой Машкой. Продолжающий исполнение обязанностей охраны рогатой скотины пес по сельской кличке Трезор с самым независимым видом и, по-прежнему, с высоко поднятым облезлым хвостом протопал в распахнутые ворота нашего двора и, не долго раздумывая, прямиком направился к ступенькам крыльца жилого дома. Но мама, терпеливо ожидавшая нашего возвращения на крыльце, одним мановением пальца показала этой паршивой собачонке на Машкин хлев, который и должен был стать постоянным местом проживания этой собачонки.

И вы думаете, что эта собаченция обиделась на маму и отказалась от сожительства с Машкой?

Конечно, нет.

Трезор также горделиво и величаво развернулся и прошествовал в хлев, покосившись своим карим глазом в мою сторону, но не получив ожидаемой поддержки, задней лапой резко захлопнул за собой дверь своего жилища.

ххх

Взяв полотенце я пошел всполоснуть лицо и помыть руки к умывальнику, повешенному на стену дровяного сарая, в котором хранились колотые поленья для печки на зиму. Были приятно чуть прохладной водицей смыть налет пыли на лице и чуть-чуть увлажнить волосы на голове. Освеженный я направился к дому, проходя мимо хлева, сквозь небольшую щель я заметил Трезора, наблюдавшего за происходящим во дворе.

Внутри дома было, как всегда чисто, опрятно и уютно, стол был накрыт к ужину, целая тарелка пожаренных карпов красовалась в самом его центре, а за столом сидел Валентин Валентинович и задумчиво крутил очки в толстой оправе в своих руках. Он подслеповато кивнул мне в ответ на приветствие и продолжил свое занятие с очками. Валентин Валентинович давно уже мог поменять очки и вживить в глаза новые хрусталики, чтобы откорректировать зрение, но у него всегда не хватало времени на эту операцию, да, и по его словам, он сильно привык к очкам и не хотел их менять ни на что на свете.

В своей комнате я быстро переоделся в домашние джинсы, доживающие свои дни, но еще годные для носки и работы по дому, и легкую тенниску. Сел за стол, поближе к матери.

Насколько я понимал, предстоял очередной долгий и тяжелый разговор.

Чуть скрипнула входная дверь и в комнату весьма осторожно просунулась острая и лохматая морда Трезора, который, с великой опаской поглядывая на маму, стал на животе ползти под обеденный стол, боясь лишним вздохом или шорохом выдать свое присутствия.

Валентин Валентинович снова посмотрел на меня и первым начал деликатный разговор.

— Извини, что объявился нежданным гостем, — медленно выговаривая слова, обратился он ко мне, продумывая каждое слово, — но твоя мама настояла, чтобы этот разговор обязательно состоялся сегодня, когда ты сдал свой последний выпускной экзамен. Пока ты работал в поле, к твоей маме приходил директор школы и рассказал о предлагаемой тебе работе в научно-исследовательском центре, от которой ты так резко отказался. По словам директора, в случае твоего согласия, в твоей жизни появился бы шанс, — тебя ожидало бы блестящее научное будущее, — ты мог бы получить хорошую и уважаемую работу, большую зарплату и возможность продолжать свою учебу экстерном на физическом факультете МГУ. Ты, знаешь, что я не особенно люблю директора нашей школы, да и дело не в этом, его предложение позволило бы тебе с достоинством покинуть наше село, эту глубокую провинцию. А главное, твердо встать на ноги и впоследствии помочь в лечение своей матери, которая могла бы пару месяцев пожить у нас, со мной и моей женой, вместе мы стали бы ждать твоего взросления и становления на ноги.

— Извините, учитель, — я решительно прервал медленную речь Валентин Валентиновича, — я не знаю и не хочу знать, почему наш директор, который никогда ранее не обращал на меня внимания, вдруг проявил такую заботливость о моем трудоустройстве. Но это предложение мне не очень нравится, я люблю физику, как прикладной предмет, но не хочу, понимаете, я не желаю заниматься физикой и только физикой до конца своей жизни, которую я мечтаю провести в другом качестве. Но дела даже не в этом, повторяю, что готов пожертвовать свой мечтой, и пойти работать этим лаборантом или физиком, если моей матери разрешат жить вместе со мной. Я же попросил директора решить, если он, разумеется, может, эту проблему и мы с матерью готовы уже завтра выехать в город, где мне предлагают работу.