Капитан Сорви-голова. Возвращение - [27]
— Я тебя, хозяин, не брошу. В случае чего — прикрою. Ты же меня знаешь…
— Нет, Фанфан, — прервал его излияния Сорви-голова, — с тобой нас быстро раскусят. Ты слишком молод и совершенно не похож на англичанина. Да и язык ты знаешь через пень-колоду. А акцент. Ты только рот раскроешь, как нас с тобой свяжут. Леон и Поль по тем же причинам тоже отпали.
— Тогда поеду я, — Пиит Логаан достал из вещмешка мундир английского лейтенанта. — Я его заранее припас, предвидя такой оборот.
— Вы знаете английский? — спросил его Жан.
— Почти в совершенстве. Ведь я наполовину англичанин. Я родился в Капштадте. Отец по профессии был горный инженер, женился на дочери бурского фермера, а тот с семьей решил податься в Трансвааль. Отец увязался за тестем. Да так, собственно, захотела и моя мать. Она была очень привязана к своей семье. Долго добирались. Жили сначала здесь, под Блюмфонтейном, затем перебрались в Йоханесбург. Там отец устроился инженером на золотоносный рудник и погиб в шахте под завалом лет восемь назад. Мать умерла за год до войны. По отцовскому пути я не пошел. Стал журналистом. Сначала работал в йоханнесбургском "Обозревателе", затем перешел в газету "Бюргер". Избран фельдкорнетом от центрального дисткрита. Воевал под Ледисмитом, затем был направлен сюда, в Оранжевую республику, в корпус Христиана Девета. — Ну, что же, переодевайтесь, Пиит, — сказал Поуперс, одной рукой раскуривая зажатую в зубах трубку. Потом повернулся к сидящим неподалеку Строкеру и Фардейцену: — Ребята, встаньте на пост. Вдруг англичане пожалуют. Фардейцен недовольно надул губы. Но пререкаться не стал и нехотя отправился к воротам, держа карабин за ствол. Он попал в отряд случайно и считал себя личностью независимой, не подверженной строгой воинской дисциплине. Эйгер Строкер расправил свою густую черную бороду и, улыбнувшись сквозь нее Жану Грандье, отправился в противоположную сторону к одному из провалов. Жаркое южноафриканское солнце перевалило на небосклоне вторую половину своего пути.
Заместитель начальника лагеря лейтенант Генри Ньюмен только что приступил к ужину в своей комнате, расположенной в здании комендатуры. Ему подали ростбиф с бататом и помидорный салат, приправленный сладким перцем и луком. На закуску на столе стоял голландский сыр и рыбные консервы. Для бодрости духа в центре красовалась уже начатая бутылка шотландского виски и кувшин апельсинового сока. Все скромно, по-спартански. Ньюмен был достаточно молод: ему не исполнилось и двадцати пяти лет, и своим недавним назначением он поначалу очень гордился. Пока не стал жить в пределах лагеря. И тогда он каждый вечер стал прикладываться к спиртному. Сейчас, после почти полугода службы на этом посту, необходима уже почти целая бутылка. Иначе нервы не выдержат ежедневно наблюдать за происходящим здесь. С другой стороны, он понимал, что начинает спиваться. Но он все-таки человек, а не бесчувственный чурбан, каким являлся сам начальник Джон Бедфорд. Того ничего не трогало. А он не мог на весь этот кошмар спокойно смотреть. Дети и женщины в лагере мерли, словно мухи. Похоронная команда не успевала копать новые могилы. И неудивительно. Кормили буров тухлой маисовой похлебкой и черствым хлебом. И всего лишь раз в сутки. От такой, с позволения сказать "пищи" загнется и здоровый мужчина, а не то что слабые женщины и дети. Все до двух лет вымерли поголовно. Но, как говаривал главнокомандующий лорд Китченер: "Лагеря — это не место для отдыха. Они созданы для того, чтобы враг сдался". Но буры что-то сдаваться пока не собираются. То в одном месте нападут, то в другом. А командование держит в Блюмфонтейне целую дивизию: ждет, когда Девет придет лагерь освобождать. Только он, конечно, не придет. У него тоже разведка работает будь здоров. Да и куда потом с женщинами и детьми? Так что напрасно они там сидят в полной боеготовности и вызывают каждую неделю Бедфорда на доклад. Вот и сегодня он уехал. Вернется только поутру, а может и к ленчу. Как не хочется делать утренний осмотр. Даже формально. Не пойдет он в этот клоповник. Так какую-нибудь заразу подцепить недолго. Чувствует, напьется он сегодня. В одиночку. И гость куда-то пропал. Видно, опять допрашивает. Неприятный тип, даже отвратительный. Сидеть с ним за одним столом? Нет уж, лучше бы скорее уезжал. И он следом за ним напишет рапорт. Подальше отсюда. Хоть в действующие войска. Ньюмен дрожащей рукой налил почти до краев стакан виски и, расплескивая содержимое по подбородку и столу, влил в себя огненную жидкость, запив ее из другого стакана апельсиновым соком. Сыр был съеден наполовину после первого "захода". Ньюмен дожевал остатки. В голову ударила волна опьянения. Мысли стали путаться и обрываться, как хвосты у ящериц. Нужно было приниматься за ростбиф. Но тут сквозь пелену и гул опьянения донесся далекий собачий лай, хотя сторожевые собаки находились совсем близко: в шагах двадцати рядом с воротами. Может, Бедфорд возвратился? На ночь глядя. В дверь комнаты постучали. Вошел дежурный сержант Фибс. Он щелкнул каблуками своих сапог: — Сэр! К вам двое офицеров. Предъявили документы с подписями самого Милнера и Родса. Я думаю, важные чины. "Инспекция", — промелькнула в затуманенной голове Ньюмена паническая мысль. А он вдрызг пьяный. Выгонят со службы. Ну и пусть! Он сам хотел уходить. Теперь будет конкретный повод.
Они брат и сестра в революционном Петрограде. А еще он – офицер за Веру, Царя и Отечество. Но его друг – красный командир. Что победит или кто восторжествует в этом противостоянии? Дружба, революция, офицерская честь? И что есть истина? Вся власть – Советам? Или – «За кровь, за вздох, за душу Колчака?» (цитата из творчества поэтессы Русского Зарубежья Марианны Колосовой). Литературная версия событий в пересечении с некоторым историческим обзором во времени и фактах.
С младых ногтей Витасик был призван судьбою оберегать родную хрущёвку от невзгод и прочих бед. Он самый что ни на есть хранитель домашнего очага и в его прямые обязанности входит помощь хозяевам квартир, которые к слову вечно не пойми куда спешат и подчас забывают о самом важном… Времени. И будь то личные трагедии, или же неудачи на личном фронте, не велика разница. Ибо Витасик утешит, кого угодно и разделит с ним громогласную победу, или же хлебнёт чашу горя. И вокруг пальца Витасик не обвести, он держит уши востро, да чтоб глаз не дремал!
В начале девятнадцатого столетия Британская империя простиралась от пролива Ла-Манш до просторов Индийского океана. Одним из строителей этой империи, участником всех войн, которые вела в ту пору Англия, был стрелок Шарп. В романе «Тигр стрелка Шарпа» герой участвует в осаде Серингапатама, цитадели, в которой обосновался султан Типу по прозвищу Тигр Майсура. В романе «Триумф стрелка Шарпа» герой столкнется с чудовищным предательством в рядах английских войск и примет участие в битве при Ассайе против неприятеля, имеющего огромный численный перевес. В романе «Крепость стрелка Шарпа» героя заманят в ловушку и продадут индийцам, которые уготовят ему страшную смерть. Много испытаний выпадет на долю бывшего лондонского беспризорника, вступившего в армию, чтобы спастись от петли палача.
События Великой французской революции ошеломили весь мир. Завоевания Наполеона Бонапарта перекроили политическую карту Европы. Потрясения эпохи породили новых героев, наделили их невиданной властью и необыкновенной судьбой. Но сильные мира сего не утратили влечения к прекрасной половине рода человеческого, и имена этих слабых женщин вошли в историю вместе с описаниями побед и поражений их возлюбленных. Почему испанку Терезу Кабаррюс французы называли «наша богоматерь-спасительница»? Каким образом виконтесса Роза де Богарне стала гражданкой Жозефиной Бонапарт? Кем вошла в историю Великобритании прекрасная леди Гамильтон: возлюбленной непобедимого адмирала Нельсона или мощным агентом влияния английского правительства на внешнюю политику королевства обеих Сицилий? Кто стал последней фавориткой французского короля из династии Бурбонов Людовика ХVIII?
Новый приключенческий роман известного московского писателя Александра Андреева «Призрак Збаражского замка, или Тайна Богдана Хмельницкого» рассказывает о необычайных поисках сокровищ великого гетмана, закончившихся невероятными событиями на Украине. Московский историк Максим, приехавший в Киев в поисках оригиналов документов Переяславской Рады, состоявшейся 8 января 1654 года, находит в наполненном призраками и нечистой силой Збаражском замке архив и золото Богдана Хмельницкого. В Самой Верхней Раде в Киеве он предлагает передать найденные документы в совместное владение российского, украинского и белорусского народов, после чего его начинают преследовать люди работающего на Польшу председателя Комитета СВР по национальному наследию, чтобы вырвать из него сведения о сокровищах, а потом убрать как ненужного свидетеля их преступлений. Потрясающая погоня начинается от киевского Крещатика, Андреевского спуска, Лысой Горы и Межигорья.
Мы едим по нескольку раз в день, мы изобретаем новые блюда и совершенствуем способы приготовления старых, мы изучаем кулинарное искусство и пробуем кухню других стран и континентов, но при этом даже не обращаем внимания на то, как тесно история еды связана с историей цивилизации. Кажется, что и нет никакой связи и у еды нет никакой истории. На самом деле история есть – и еще какая! Наша еда эволюционировала, то есть развивалась вместе с нами. Между куском мяса, случайно упавшим в костер в незапамятные времена и современным стриплойном существует огромная разница, и в то же время между ними сквозь века и тысячелетия прослеживается родственная связь.