Капитан Сорви-голова. Возвращение - [20]

— Я могу! — раздался рядом голос Леона Фонтена. И он решительно, по-пластунски пополз к орудию.

— Я с тобой! — вдруг заявил Поль Редон и, превозмогая страх, двинулся вслед за своим товарищем. Они один за другим подползли к орудию, отодвинули в сторону мертвых артиллеристов. Леон навел орудийный прицел в гущу англичан. Поль трясущимися руками подал ему снаряд. Грохнув выстрел. Картечные шарики разорвали речную поверхность на десятки водяных осколков, фонтаны песка и ила, уложив наповал с дюжину улан. Пулеметчик тут же открыл огонь по орудию. Оба пушкаря упали под прикрытие лафета. Но этого переноса стрельбы для Жана Грандье было вполне достаточно. Его точный выстрел поразил английского пулеметчика прямо в лоб. На берегу еще остались несколько десятков улан, которые огнем из винтовок тоже поддерживали наступление, но когда замолчал последний пулемет, бурам стало гораздо легче. Правда, кое-кто из англичан пытался овладеть одним из пулеметов. Но тут точны были буры. Ясно, что пулеметы не должны были вновь заговорить. Дело приближалось к развязке. Но вот какой? Англичане полезли на берег; кто-то, стреляя из карабинов, кто-то, вытягивая из ножен сабли. Их расстреливали в упор. Они катились под ноги другим, упорно лезущим вперед с криками ярости и злобы. Это было какое-то безумие. Недаром говорят, что вид крови в сражении, массовые убийства и зверства на войне заставляют солдат терять человеческий облик. Воин превращается в безжалостного монстра, жаждущего убийств и, как маньяк ищущего новых жертв, где бы они не находились. Отсюда и расстрелы мирных жителей, насилие, пытки, казни. Война — это проявление самых низменных качеств в человеке. Но война за свободу — священна. Буры встретили последний, отчаянный штурм с мужеством, присущим их народу. Они отбивались стойко и храбро. Почти все офицеры, командующие английской атакой, были убиты и ранены. Сейчас наступление, судя по всему, возглавлял молодой безусый лейтенант. Он первым забрался на берег и с обнаженной саблей бросился на Жана в тот момент, когда тот перезаряжал свою винтовку. Острый клинок готов был обрушиться на голову молодого француза, когда вдруг замер на взлете. Лейтенант увидел форму своего противника:

— Вы англичанин? — удивленно воскликнул он. Сорви-голова не стал отвечать. Перед ним был враг. Винтовка не заряжена, штыка нет, и он ткнул улана стволом в пах. Тот заорал от боли, выронил саблю и, зажавшись, упал рядом с окопчиком. Глаза у него выпучились и покраснели. Он надолго оказался небоеспособным. И в это время за спинами защитников вдруг послышался многочисленный лошадиный топот и многоголосное "хурра!" разнеслось по степи. Грянул мощный залп. Наступающие англичане стали опрокидываться в воду, а те, кто не успел дойти до середины реки, поспешно повернули назад и тоже падали под меткими выстрелами, вовремя прибывшей подмоги буров. Их прискакало человек триста, и они спешились, открыли по врагу шквальный огонь. Английский батальон был почти полностью истреблен. Фланговые отряды тоже разбиты. Человек сто оставшихся сломя голову помчались к своим лошадям под свист и улюлюканье буров. Они преследовать их не стали, а занялись ранеными и убитыми. У англичан раненых было человек двадцать, у буров — гораздо больше. Всем им, как могли, сделали перевязки. Англичан оставили на берегу, чтобы оставшиеся в живых забрали их с собой. Своих посадили на повозку со снарядами и пушкой. Вырыли большую братскую могилу для своих убитых (англичане занялись этим скорбным делом позже), прочли заупокойные псалмы и большой кавалькадой отправились восвояси. Сорви-голова в плен того английского лейтенанта не взял: так и оставил его приходить в себя на берегу. Он скакал по степи вместе со своими друзьями, и на душе у него было как-то неспокойно. Рядом, горделиво подбоченясь, ехал Поль. Он в душе ощущал себя героем. Леон хмурил свои белесые брови. Вся эта бойня ему была совсем не по нраву. Фанфан чувствовал себя неплохо. Он даже стал насвистывать марш Молокососов, но Сорви-голова его не поддержал, и Фанфан постепенно умолк. Их догнали фельдкорнет Логаан и коммандант Поуперс. Логаан дружески улыбнулся Жану, потом пожал ему руку.

— Я ваш должник, — сказал Жан, — если бы вы не подоспели,нам пришлось бы очень туго. Поуперс тоже протянул левую, не раненую руку.

— Теперь я убедился, что вы тот самый Сорви-голова. Вы действовали отважно.

— Надеюсь, мы еще повоюем вместе?! — ответил ему молодой француз.

Часть вторая Борьба звезд

Глава I

Штаб главнокомандующего армией Оранжевого свободного государства коммандант-генерала Христиана Девета располагался в деревне Моодорп, стоящей неподалеку от берега реки Моодер в его верхнем течении. Трехтысячный корпус буров был рассредоточен по окрестностям. В самой деревне находилось около тысячи бойцов и личная охрана генерала: двести полицейских из Блюмфонтейна, которые в отличие от остальных буров, носили одинаковую форму и знаки различия: погоны, галуны, шевроны и нашивки. За время боевых действий эта униформа на полицейских порядком поизносилась, но они до сих пор выглядели молодцами, патрулируя широкие пустынные улицы деревни. Когда вернувшийся после боя отряд вместе с подкреплением проехав брандвахты мелкой рысью вошел в Моодорп, то на окраине их встретили около двадцати полицейских в синих мундирах. На головах их красовались бурские шляпы с кокардами. За плечами висели маузеровские винтовки, на боках — револьверы. Возглавлял патруль бородатый лейтенант небольшого роста с густыми светлыми усами, крепко сидящий в седле. Он отдал честь комманданту Поуперсу и фельдкорнету Логаану, которых знал лично. Они обменялись несколькими фразами, после чего лейтенант стянул с головы шляпу. То же проделали его подчиненные, отдавая долг памяти погибшим в бою соплеменникам. Лейтенанта звали Лео Спейч. Он и еще двое полицейских отправились с отрядом к центру деревни и через несколько минут все конники остановились и спешились возле большого двухэтажного дома. Над фасадом, увитым виноградом, под легким, прохладным, вечерним ветерком слегка трепетал флаг, переплетаясь белыми и оранжевыми полосами. Рядом с невысоким забором стояла коновязь. Десятка два лошадей фыркали и постукивали копытами по усыпанной их же "яблоками" красноватой земле. Напротив дома, на другой стороне широкой, похожей на площадь, улицы находилась небольшая церквушка, неподалеку от нее — кузня и чуть в стороне "еетхейз" — трактир, сейчас закрытый от соблазнов приказом командующего. Сам штаб Христиана Девета был окружен невысоким частоколом, кое-где поломанным. Перед большим кустом цветущих алых роз была оборудована пулеметная точка. Виднелся не зачехленный ствол "Максима", за ним двое полицейских. Второй пулемет находился по другую сторону дома. А третий торчал из чердачного окна. Несколько полицейских сидели на скамейке возле коновязи и, когда отряд подъехал ближе, они поднялись ему навстречу. Раздались приветствия, дружеские рукопожатия и объятия. Буры не стеснялись своих чувств. Из-за штаба и еще откуда-то через минуту-другую набежало множество бойцов. Большинство из них были бородаты, носили потертую гражданскую одежду. И только патронташ, винтовки да нашивки на рукавах говорили о их воинской службе отечеству, которое было захвачено врагом, но его подданные не покорились захватчикам и не дают им покоя ни днем ни ночью. Шум сотен голосов заполнил площадь возле церкви и штаба. Люди пришли встречать вернувшийся с задания изрядно поредевший отряд и их спасителей, вовремя выехавших им на помощь. Их по дороге и встретил фельдкорнет Логаан и его друзья, конвоирующие в штаб генерала Уотса. Перепоручив его доставку Эйгеру Строкеру, Логаан вернулся к берегу реки вместе с отрядом подмоги. И, как известно, вовремя. Теперь все трансваальцы стояли рядом, снова встретившись, окружив тесным кольцом четырех французов, на которых собравшиеся оранжерийские буры, поглядывали не вполне дружелюбно. Особенно на Жана Грандье и Фанфана из-за их английской формы. Многие принимали их за пленных и высказывались далеко нелицеприятно. Вспыльчивый молодой парижанин обижался и краснел, сжав кулаки. Да и самому Сорви-голове было неприятно слышать оскорбления от тех, за кого он сражался и проливал кровь. Логаан и его компания, как могли сдерживали порывы своих сподвижников, но немногие верили их разъяснениям, хотя обидные слова в адрес незнакомцев стали слышаться все реже. И вдруг шум совсем утих. Лица бойцов повернулись в сторону штаба. На крыльце появилась небольшая группа, по виду явных командиров. Впереди всех стоял худощавый человек с длинной редкой бородой и умными проницательными глазами. На нем был надет полувоенный френч, подпоясанный широким кожаным ремнем с кобурой на боку. На левом рукаве проглядывался шеврон с полосатым флагом Оранжевой республики и большой золотой звездой над ним. Бойцы хорошо знали своего командующего генерала Христиана Девета. Сорви-голова, Фанфан, а тем более Поль Редон и Леон Фортен видели его впервые. Девет поднял вверх правую руку, окончательно привлекая к себе внимание. Над площадью воцарилась мертвая тишина. Из толпы вперед вышел командант Поуперс. Правая рука его висела на перевязи. Он отдал честь левой. И негромким голосом доложил командующему все обстоятельства операции, потом, подойдя поближе, уже совсем тихо сказал несколько фраз, оглянувшись при этом на стоящих неподалеку в окружении трансваальцев молодых французов. Девет тоже посмотрел туда и чуть заметно улыбнулся, кивнув головой Поуперсу.