Капитан Шарки - [18]

— Это печать пирата, девочка, он клеймит ею свои сокровища. Отведите ее в каюту и обращайтесь с ней хорошо. А теперь, друзья, потопим это судно и будем вновь пытать счастье.

Не прошло и часа, как огромный «Портобелло» пошел ко дну и лег рядом со своими мертвыми пассажирами на песчаном дне Карибского моря, а пиратский барк с награбленным добром направился к северу в поисках очередной жертвы.

В ту же ночь в каюте «Счастливого избавления» было устроено пиршество, участники которого основательно напились. Это были капитан, Нэд Галлоуэй и Плешивый Стейбл, врач, сначала практиковавший в Чарльстоне, но вынужденный бежать от правосудия и предложивший свои услуги пиратам после того, как уморил одного из пациентов. Стейбл был обрюзгший субъект, с шеей в жирных складках и лысым сверкающим черепом, — ему он и был обязан своим прозвищем. Шарки, зная, что ни один зверь не бывает свирепым, когда он сыт, на время забыл о бунте; экипаж был доволен: всем досталось немало добра с «Портобелло», — и капитану нечего было бояться. Поэтому он пил, орал во все горло и хохотал вместе со своими собутыльниками. Разгоряченные, осатаневшие, они были готовы на любое зверство. И вдруг Шарки вспомнил о девушке. Он приказал слуге-негру немедленно привести ее.

Инее Рамирес теперь знала все, она поняла, что отец и мать ее убиты и она попала в руки их убийц. Но вместе со знанием к ней пришло и спокойствие, поэтому, когда ее привели в каюту, на гордом, смуглом ее лице не было и следа страха, она только решительно сжала губы, да глаза у нее сверкнули ликующим блеском, как у человека, который исполнен светлых надежд. И когда предводитель пиратов встал и схватил ее за талию, она лишь улыбнулась в ответ.

— Клянусь богом, девчонка с изюминкой! — закричал Шарки, обнимая ее. — Она рождена, чтобы стать любовницей пирата. Сюда, моя птичка, выпей за нашу дружбу.

— Статья шестая! — заикнулся доктор. — Вся добыча поровну.

— Да! Не забудь об этом, капитан Шарки, — подтвердил Галлоуэй. — Так сказано в статье шестой.

— Я разрублю на куски того, кто встанет между этой девушкой и мною! — зарычал Шарки, переводя свои рыбьи глаза с одного на другого. — Нет, девочка, еще не родился человек, который заберет тебя у Джона Шарки. Садись ко мне на колени и обними меня вот так. Будь я проклят, если она не полюбила меня с первого взгляда! Скажи мне, милочка, почему с тобой так плохо обращались на том корабле и даже заперли в отдельную каюту?

Девушка качнула головой и улыбнулась.

— No inglese… No inglese[3], — пролепетала она.

Она выпила бокал вина, который протянул ей капитан, и ее темные глаза заблестели еще ярче, чем прежде. Сидя на коленях у Шарки, она обняла его за шею и играла его волосами, гладила уши и шею. Даже отчаянный старшина и бывалый доктор смотрели на нее с удивлением, смешанным с ужасом, но Шарки лишь радостно смеялся.

— Будь я проклят, если эта девочка не само пламя! — кричал он, прижимая ее к себе и целуя покорные губы.

Но вдруг внимательный взгляд доктора, неотступно следивший за ней, стал странно напряженным, а лицо окаменело, словно ему в голову пришла какая-то страшная мысль. Пепельно-серая бледность покрыла его бычью физиономию, всегда красную от вина и тропического солнца.

— Посмотри на ее руку, капитан Шарки! — закричал он. — Ради бога, взгляни на ее руку!

Шарки уставился на руку, которая ласкала его. Она была странного мертвенно-бледного цвета, с желтыми лоснящимися перепонками между пальцев. Кожа была припудрена белой пушистой пылью, напоминавшей муку на свежеиспеченной булке. Пыль густым слоем покрывала шею и щеку Шарки. С криком отвращения он сбросил женщину с колен, но в тот же миг, издав торжествующе злобный вопль, она, как дикая кошка, прыгнула на доктора, который с пронзительным визгом исчез под столом. Одной клешней она вцепилась в бороду Галлоуэя, но он вырвался и, схватив пику, отогнал женщину от себя; она что-то невнятно бормотала и гримасничала, а глаза у нее горели, как у маньяка.

Услышав крики, в каюту вбежал черный слуга, и им сообща удалось снова водворить обезумевшее создание в каюту и запереть на ключ. Затем все трое, задыхаясь и с ужасом глядя друг на друга, опустились в кресла. Одна и та же мысль сверлила мозг каждого, но Галлоуэй первым заговорил об этом.

— Прокаженная! — крикнул он. — Она заразила всех нас, будь она проклята.

— Только не меня, — ответил доктор, — она не тронула меня даже пальцем.

— Черт возьми, — закричал Галлоуэй, — она дотронулась только до моей бороды! Я сбрею ее еще до рассвета.

— Ну и дурака же мы сваляли! — воскликнул доктор, ударяя себя по голове. — Заразились мы или нет, но у нас теперь не будет и минуты покоя, пока не пройдет год и не минет опасность. Ей-богу, покойный капитан хорошо нам отомстил. И как мы могли поверить, кретины, что девчонку засадили в отдельную каюту из-за каких-то там шашней. Ясно, как день, что ее болезнь заметили уже в пути; не бросать же ее за борт — им только и оставалось, что держать ее взаперти, пока они не придут в какой-нибудь порт, где имеется лепрозорий.

Мертвенно-бледный Шарки, откинувшись на спинку кресла, слушал доктора. Красным носовым платком он стер роковую пыль, которой был усыпан.