Капитан Сатана, или Приключения Сирано де Бержерака - [4]

Взяв его за руку, умирающий одно мгновение молча смотрел вперед, как бы собираясь с силами для разговора, но, заметив устремленные на него глаза сына, еле слышно проговорил:

— Отойди на минуту, Роланд, и вы тоже, отец мой! — обратился он к священнику.

Густо покраснев и еле сдерживая досаду, граф удалился со священником в глубь комнаты, оставив умирающего наедине с Савиньяном.

— Слушай! — прошептал старик.

Молодой человек низко наклонился над кроватью, так что синие губы графа касались его уха. О чем говорил граф, какие тайны сообщал он своему молодому, другу, этого никто не мог знать или слышать. Только когда Савиньян выпрямился, все могли заметить крупные слезы, блестевшие в потухающих глазах старика.

— Неужели же он будет моим наследником? — прошептал он, грустно глядя на сына. Подняв затем отяжелевшую седую голову и указывая глазами на сына, он слабо прошептал: «Заботься о нем, а главное, не забудь о другом…»

IV

Широкие улицы, проделанные современным Парижем в старых кварталах города, недавно вывели на свет Божий старинное здание, считавшееся совершенно исчезнувшим. В нем-то некогда Корнель и целая плеяда менее известных и совершенно забытых теперь поэтов добивались, как величайшей чести, увидеть воспроизведение своих творений на сцене, помещавшейся в этом здании. Это был бургонский дворец, некогда осаждавшийся отборнейшей публикой, которая спешила насладиться игрой известных актеров, игравших благодаря покровительству Анны Австрийской, управлявшей тогда судьбой Франции.

В описываемый момент в этом сборном пункте сливок военного и гражданского общества шло представление «Агриппины», возбудившей бурную полемику среди тогдашней критики, которая обвиняла автора в антирелигиозных и антимонархических взглядах.

Блестящая, шумная толпа, переполнявшая зрительный зал, была настроена воинственно.

Особенно сильно интересовались ходом пьесы два субъекта, затерявшиеся в одном из уголков партера.

Один из них самым усердным образом свистел в тех местах пьесы, которые ему почему-либо не нравились; другой же, наоборот, с удовольствием улыбался, видимо, одобряя мысли автора, и досадливо пожимал плечами на каждый свисток соседа. Наконец, в третьем акте нетерпеливый сосед, желая с кем-нибудь поделиться своей досадой, обратился к молчаливому незнакомцу:

— Не правда ли, какое жалкое произведение?

— Почему, позвольте спросить? — холодно проговорил незнакомец.

— Как почему?! Я никогда в жизни не слыхал еще так уродливо выраженных нечестивых мыслей!

— Однако вы, как вижу, не особенно лестного мнения об авторе!

— Я не могу быть иного мнения о нечестивом еретике, достойном отлучения от церкви!

— Неужели?

— А разве он не высказывает мыслей, оскорбляющих наши святыни?

— Вероятно, вы плохо слышали. Вот что он говорит, — и незнакомец стал декламировать отрывок из «Агриппины», потом другой, третий, все более и более увлекаясь по мере передачи стихов.

— Но как вы могли запомнить такую массу стихов?

— Ну а что, как нравятся вам эти стихи? Не правда ли, они очень недурны?

— Да, действительно!

— Так почему же вы свистели с таким азартом?

— Взгляните кругом… Многие свистят! — как бы оправдываясь, ответил сосед.

— О, жалкий род людской; довольно какому-нибудь ослу зареветь, чтобы все последовали его примеру!

— Послушайте, ведь это наглость!

— Вы думаете?!

— Не думаю, а уверен!

— Тем хуже для вас. Но… тише, начинается четвертый акт.

— Хорошо, потом мы окончим наш спор должным образом в надлежащем месте.

— Вероятно, вы провинциал? — насмешливо заметил спокойный слушатель.

— Мое имя маркиз Лозероль!

— Это, кажется, древнейший род в Пуату! Извините, я не буду вам мешать слушать. Вот, появляется Сежанус!

Появление актеров невольно прервало ссору, которая велась все время в самом изысканно-вежливом тоне. К концу действия декламатор «Агриппины» жестом подозвал к себе сидевшего невдалеке молодого человека, который поспешно подошел на его зов.

— Граф, могу ли я просить вас быть моим секундантом?

— Как так?

— Я думаю драться!

— Когда, сегодня?

— Сейчас!

— Опять ссора, но ведь вы еще не успели из зала выйти и уже…

— Мне нечего было выходить, мой противник здесь! Маркиз Лозероль отвесил учтивый поклон.

— Какие мотивы?

— Маркиз находит «Агриппину» отвратительной, а по-моему она хороша. Этот повод удовлетворяет вас?

— Вполне!

— Ну, идемте, господа, мне некогда!

Захватив по дороге второго секунданта, противники направились в ближайший переулок, где, не тратя времени и слов напрасно, тотчас же приступили к делу.

— О, да ведь вы порядочно фехтуете! — проговорил маркиз, тщетно стараясь найти незащищенное место у противника.

— Неужели? А ведь это пустейшие, так сказать, провинциальные приемы!

— Положим, в провинции умеют владеть оружием! — ответил маркиз, нанося удар в сердце.

— Тем более в Париже! — возразил противник, легко отстраняя шпагу маркиза и мастерским ударом прокалывая его руку.

Борьба была кончена.

— Поздравляю вас с победой, хотя, признаться, она нисколько не возвысила достоинств «Агриппины». Кстати, позвольте спросить, каким способом вы умудрились запомнить из нее такую массу стихов? — спросил маркиз.