Капитан Райли - [32]

Но стоило ему сойти на берег, всё оказывалось не так просто.

Едва достигнув бурных двадцати лет, он как одержимый влюбился в Джудит Аткинсон, старшую дочь в почтенной семье местных торговцев. Это была чистая и невинная девушка с румяными щеками и светлыми волосами, взиравшая на него с таким восхищением, словно он сам Фрэнсис Дрейк, только что вернувшимся из кругосветного плавания. Разумеется, они заключили помолвку и год спустя скромно обвенчались в Старой Северной церкви, где поклялись друг другу в вечной любви в богатстве и в бедности, в болезни и здравии, и во всем остальном, в чем клянутся в подобных случаях, после чего священник объявил их мужем и женой перед лицом двухсот свидетелей.

Тем не менее, четыре года спустя, вернувшись из рейса в Гватемалу, откуда судно, где он служил боцманом, привезло груз бананов для «Юнайтед фрут компани», Алекс застал Джудит в постели с неким красавчиком — продавцом автомобилей из Арлингтона, успешно заменявшим ей мужа во все время его отсутствия. Не обращая внимания на ее крики, слезы и заверения в вечной верности, Алекс вышиб красавчику половину зубов, из-за чего он на долгое время лишился своей привлекательности.

Само собой, тот брак был срезан под корень, а вместе с ним оборвались и тонкие нити, связывавшие Алекса Райли с твердью земной. Разочарованный в людях, недоверчивый и злой на весь мир, несколько лет он вербовался на любое судно, лишь бы плавать. Он побывал и старпомом, и лоцманом, и штурманом, и простым матросом, желая быть подальше от земли и предательства. Он не связывался ни с кем, кроме бутылок выдержанного, крепкого бурбона и женщин легкого поведения, о которых можно забыть, едва судно снялось с якоря.

А потом началась гражданская война в Испании.

Алекс никогда не бывал в Испании, хотя отлично владел испанским. Практиковался в языке он только в разговорах с матерью, да при случае в каком-нибудь захудалом южноамериканском порту. Мать, уроженка Кадиса, рассказывала ему о светлых и темных сторонах страны с невероятной, более чем трехтысячелетней историей. Из-за непрерывной череды глупых и никчемных королей и правителей в Кадисе процветали зависть и жестокость, и уроженцы тех мест вечно подвергались изгнанию, но несмотря на это страна была прекрасной и веселой, каких отыщется немного на планете.

Таким образом, ещё не зная этой страны, Алекс проникся глубокой симпатией к ней и к народу, живущему по другую сторону Атлантики, несмотря на то, что эти люди так отличались от его соотечественников — а, возможно, именно поэтому. А когда он узнал, что фашисты-мятежники расстреляли перед воротами кладбища Санлукар в Баррамеде многих людей, и среди них — его деда и бабушку по материнской линии, ему не потребовалось искать другие причины. Хотя тогда он был достаточно молод, глуп и разочарован, весь свой гнев Алекс направил на фашистского генерала. Он без колебаний вступил в Интернациональные бригады, созданные для защиты республиканского правительства, избранного испанским народом, а спустя два с половиной месяца вместе с несколькими сотнями своих соотечественников высадился в порту Барселоны.

В той гражданской войне, сражаясь в бригаде как вскоре выяснилось, за проигравших, Алекс открыл истинное лицо человека и весь ужас, порождаемый варварством. Как и десятки тысяч лет назад, люди оставались все теми же троглодитами с дубинкой в руках, жаждущими проломить череп соседу, коли выпала такая возможность.

На той войне ему также довелось понять, что Свобода — по крайней мере, та, что пишется с большой буквы — это дерево, которое не может питаться одними красивыми словами, этому дереву нужны ещё и кровавые жертвы. И вскоре он с удивлением обнаружил, что большинство его товарищей-коммунистов, с кем он плечом к плечу сражался в окопах, ещё более далеки от этих высоких идей свободы, равенства и братства, чем их враги, против которых он сражался за эти идеи.

Но всё это он понял потом, когда Интернациональные бригады были расформированы и он вместе с тысячами беженцев, спасавшихся от фашистских репрессий, пересёк границу через Пиренеи. Пули франкистов свистели над его головой, артиллерийские снаряды разносили в щепки республиканские кордоны и его проклятые идеалы; он не даже не знал, доживет ли до следующего дня.

А потом наступил мир — мир мстительных победителей, скорых расправ и сведения счетов, и когда вскоре началась война в Европе, Алекс, уставший смотреть в лицо смерти и видеть истекающих кровью, умирающих на его глазах мужчин, решил вернуться в Бостон и снова служить на торговом флоте. Педантичные немецкие нацисты с их холодной решительностью и парадно-строевым шагом были для него омерзительнее недоделанных испанских фалангистов с беретами и крестами, однако Штаты ни с кем не воевали, а сражений под интернациональным флагом хватило ему с лихвой.

Какое-то время спустя Райли готовился к возвращению из Англии домой и неожиданно для себя по прихоти капризницы-судьбы в одночасье стал владельцем каботажного судна, простенького и скромного, но в хорошем состоянии. Не ожидая лучшего будущего и не очень-то желая возвращаться на родину, где его, собственно говоря, никто не ждал, новоиспеченный судовладелец недолго думая стал капитаном. Он набрал подвернувшихся под руку матросов — слишком старых или увечных, чтобы служить на королевском военно-морском флоте — и несколько месяцев перевозил через Ла-Манш товары и продовольствие.