Капитан первого ранга - [151]

— Стивен, дорогой мой друг, — произнес он, обращаясь к репитеру компаса, висевшему у него над койкой (Джек находился в спальне), — что заставило вас надеть на себя это мерзкое, как вы выражаетесь, трико? Что у вас за привычка зарывать свои достоинства в землю? Откуда людям знать о них?

Но в кают-компании слышны были другие разговоры.

— Нет, джентльмены, — произнес мистер Флорис, судовой врач. — Уверяю вас, это великий человек. Я читал его книгу, зачитав ее чуть ли не до дыр. Это весьма поучительный труд, содержащий множество зрелых размышлений, целый кладезь запоминающихся наблюдений. Когда главный флотский врач инспектировал меня, то он спросил, читал ли я ее. Я с удовольствием показал ему мой экземпляр — с закладками и аннотациями — и сообщил, что заставил своих помощников заучивать наизусть целые отрывки. Говорю вам, я давно мечтаю познакомиться с ним. Хочу узнать его мнение относительно бедняги Уоллеса.

На присутствующих слова судового доктора произвели впечатление; офицеры с глубоким почтением относились к ученым людям, и если бы не неудачное замечание относительно «индийца», то кают-компания отнеслась бы к костюму доктора как к чудачеству ученого мужа, своего рода Диогеновой бочке.

— И все же, если он служил на флоте, — произнес мистер Симмонс, — то как следует отнестись к его словам насчет «индийца»? Они походили на прямое оскорбление, тем более что были произнесены со странной усмешкой.

Мистер Флорис задумчиво уткнулся в тарелку, но не смог найти никакого оправдания. Капеллан закашлялся и сказал, что, пожалуй, не следует судить о человеке поверхностно; возможно, у господина доктора было мгновенное затмение ума; возможно также, что под словом «индиец» он подразумевал роскошный корабль, каковым фрегат и является на самом деле — первоклассное, комфортабельное судно.

— Тем хуже, — заметил старший офицер, аскетического вида молодой джентльмен — настолько высокий и худой, что ему удобнее всего было бы размещаться в середине бухты троса.

— Что касается меня, — произнес командир морских пехотинцев, отвечавший за кают-компанию, — то я выпью за здоровье и вечное счастье нашего ученого гостя бокал этого превосходного «марго» — крепкого как орех. Что бы ни говорил отец капеллан, такого примера храбрости, как появление на борту военного корабля в одежде клоуна, с зубом нарвала в одной руке и зеленым зонтиком в другой, я еще никогда не видел. Благослови его Господь.

Кают-компания присоединилась к этому благословению, правда без особой убежденности, если не считать мистера Флориса. Затем все начали обсуждать здоровье Кассандры, самки гиббона, жившей на борту «Резвого», последней представительницы целого зверинца, который моряки вывезли с Явы и еще более отдаленных островов в восточных морях. О временном капитане речи не было: он прибыл на корабль с репутацией хорошего моряка, бойца, повесы и протеже лорда Мелвилла. Капитан Хамонд был сторонником лорда Сент-Винсента и стал членом парламента, чтобы голосовать вместе с друзьями Сент-Винсента. Что касается самого лорда Сент-Винсента, который ненавидел Питта и его администрацию, то он добивался отстранения лорда Мелвилла от занимаемой должности за присвоение секретных средств и вывода его из состава Совета Адмиралтейства. Офицеры «Резвого» — все до одного виги — разделяли взгляды своего капитана.

Завтрак разочаровал Джека Обри. Капитан Хамонд всегда пил какао, во-первых, для того, чтобы заставить экипаж следовать его примеру, а во-вторых, потому, что он любил его. Между тем Джек и Стивен не чувствовали себя людьми, пока не успевали осушить по кружке горячего крепкого кофе.

— Киллик, — сказал Джек Обри. — Выплесни за борт эти помои и сейчас же принеси кофе.

— Прошу прощения, сэр, — отвечал серьезно встревоженный буфетчик. — Я не захватил зерен, а у кока их нет.

— Тогда сбегай к стюарду казначея, кают-компанейскому коку, в лазарет, куда угодно, и достань его, иначе я найду на тебя управу, могу тебя заверить. Одна нога тут, другая — там. Лентяй окаянный, — возмущенно произнес Джек, обращаясь к доктору. — Надо же — забыть про кофе.

— Небольшой перерыв сделает кофе еще более желанным, когда он появится, — отозвался Стивен и, для того чтобы отвлечь внимание друга, взял пчелу и сказал: — Взгляните, пожалуйста, на мою медоносную пчелу. — Он опустил ее на край блюдца, в которое налил сиропа из какао и сахара. Попробовав сироп, пчела накачалась им, взмыла в воздух и, покружив над блюдцем, вернулась в улей. — А теперь, сэр, — произнес Стивен, отметив время на часах, — вы увидите чудо.

Через двадцать пять секунд появились две пчелы, которые стали летать над блюдцем с характерным пронзительным жужжанием. Еще через такой же промежуток времени появились четыре пчелы, затем шестнадцать, потом двести пятьдесят шесть. Однако через четыре минуты эту геометрическую профессию нарушили первые пчелы, те, что знали дорогу и которым не нужно было отыскивать улей или сироп.

— А теперь скажите, — произнес Стивен, окруженный пчелиным роем, — неужели вы сомневаетесь в их способности сообщать своим сородичам о пространственном месте питательных точек? Каким образом они это делают? Что за сигнал используют? Что-то вроде компасного направления? Джек, не надо досаждать этой пчеле, прошу вас. Как не стыдно. Она просто отдыхает.