Капитан. Наследник империи - [62]

— Так осень на дворе, — равнодушно заметил капитан, — яблоки созрели.

Содара всё-таки не выдержал и раздул ноздри.

— Капитан! — начал было принц, багровея лицом.

— Ты не хрен с бугра! — резко сказал Немец. — Ты принц! Император — твой отец. Хочешь спасти? Хочешь спасти отца, хочешь спасти Варту — заставь Его Величество выслушать эльфа.

— Пусть, — произнёс Его Величество, одолев очередной приступ жестокого кашля. — Варта — империя людей. Но мы всегда готовы обратить наше внимание и к словам эльфа. Даже столь безумным словам.

Кави переглянулся с Дуртой. Достойный мудрец сосредоточенно поджал губы: признаки совпадали, однако совпадали даже и с избытком — наряду с привычными уже проявлениями Земной «пневмонии», император убедительно демонстрировал залитые кровью очи, тонкую сетку жилок на лбу и щеках, неуёмную дрожь в пальцах…

Сомнений не оставалось.

— Ваше Величество, — упрямо произнёс Содара, — вынужден указать на то обстоятельство, что, несмотря на ряд довольно убедительных доказательств, — каковые доказательства, впрочем, могут оказаться и ловкой подделкой, — у меня по-прежнему остаётся изрядно сомнений в действительности…

— Пагди, — напомнил император.

— Мы не можем быть уверены, что это и в самом деле Пагди.

— Мы можем быть уверены, — с веской иронией ответил Его Величество, на этот раз явно избегая использовать «мы» в форме множественного числа величия. — Мы — Адинамы.

С этим вполне очевидным положением принц, разумеется, спорить не решился, однако попытался зайти с иной стороны.

— Я отправлял всадников к гробницам. — заявил он, — Покой усыпальницы Адинама Первого не нарушен.

— Мы поклонились гробницам. На нашем обратном пути в Нагару. Меч, несомненно, внутри.

— Отец!..

Адинам Добрый вскинул руку. Ладонь заметно дрожала.

— Вы убедили нас в существовании «грудной чумы». Пусть. Да и сложно было бы не убедиться, — император закашлялся, сырые пунцовые морщины некрасиво стянули высокий лоб. — Но «Великой Чуме», о которой столь красочно рассказывает нам эльф, просто неоткуда взяться.

Кави, который не знал императора в прошлой жизни, но привык относиться к отцу Севати с известным пиететом, — и даже в меру сил подражать его государственной мудрости, — с ужасом наблюдал происходящее. Этот сильный, могущественный человек отказывался признавать очевидное. О да; самому Кави решительно нечем было подтвердить свои слова, своё принесённое из грядущего знание. Однако в справедливости этих слов и этого знания вернее всего уверяло даже и поверхностное сравнение признаков — ибо первым из проявлений Великой Чумы являлось лопанье кровяных жилок в теле.

Затем дрожание конечностей — и сие дрожание у Адинама Доброго делалось всё более явственным.

Затем — кровотечение из внутренних полостей человеческого тела.

Помутнение зрения, затем — сознания.

Наконец — неотвратимая, мучительная смерть.

Знаменитое династическое упрямство Адинамов понуждало Его Величество объяснять очевидное усталостью после тяжёлого похода, внезапной «грудной чумой», даже преклонным возрастом. Однако уверовать в приход той самой Великой Чумы, предсказанной ещё во времена основателей династии, император отказывался — непреклонная воля играла с ним злую шутку, заставляя закрыть глаза на неизбежное.

Кави понимал, что отчасти виноват в этом сам. На сегодняшнем совете он рассказал всё, что помнил о начале поветрия, — умолчав, разумеется, обстоятельства, связанные с Севати, — и подобная решительная откровенность оказалась чрезмерной даже для императора.

Его Величество, задыхаясь, кашляя и грозно блестя алыми очами, безапелляционно утверждал, что, раз Пагди не покинул пределов гробницы Адинама Первого, то условие пророчества не нарушено — и Варте ничто не угрожает!..

О милосердные суры! сколь, оказывается, легко сломать бесстрашного, непреклонного человека — достаточно лишь указать на неизбежность крушения дела всей его жизни!.. и вот мудрейший из правителей прячет уши в дупло друпады.

— Итак, — сказал Его Величество. От Кави не укрылось мгновенное замешательство монарха: император решал, не стоит ли ему подняться — и предпочёл остаться на походном троне. — Мы примем снадобье от «пневмонии». Что же касается распускаемых здесь слухов о якобы пришествии в наши земли Великой Чумы…

— А кто вообще сказал, будто эту самую Великую Чуму в Варту должен принести именно Пагди? — с видом глубоко отстранённым осведомился сударь капитан.

Однако, подумал Кави, сей доблестный храбрец ныне осмеливается прерывать речи уж и самого Адинама, хотя бы даже и Доброго.

Эльф, затаив дыхание, присмотрелся к диспозиции, немедля определив опытным уж взором: глубокая задумчивость Немца служила лишь искусно надетой маской — бесцеремонным своим вопросом сударь капитан пока всего лишь промерял глубину под днищем бедама.

Вполне, впрочем, успешно — вспышки монаршего гнева не последовало. Кави заметил, как с новой надеждой поднимает поникшую было голову почтительнейший Содара.

Его Величество довольно вяло шевельнул августейшей ладонью.

Его Высочество немедля сделал знак почтенному Дурте.

— Эээ… так гласит пророчество, — заявил достойный мудрец, с очередным поклоном выступая вперёд. Столь высокая аудитория недавнему полунищему городскому фокуснику всё ещё казалась в диковинку. — В свитках Манаса Горы, атрибутированных периодом Первых Царей, явственно и неоднократно указано, что именно изъятие Пагди из гробницы, в коей и похоронен сей могущественный клинок, приведёт к падению Варты, каковое падение…