Капитан Марвел. Быстрее. Выше. Сильнее - [11]

– В чём дело? – спрашивает Бьянки.

– Мы хотим сегодня победить, – поясняю я.

– Как и мы, – говорит Дель Орбе.

– Да, но у нас проблемы с командной работой, – замечаю я.

– Понимаете, к чему мы клоним? – интересуется Мария.

– Вы хотите, чтобы мы были с вами заодно, – отвечает Пьерр.

– Мы побеждаем – все побеждают. Мы проигрываем…

– Тебе вовсе не нужно так драматически замолкать на полуслове, – говорит Бьянки, когда я драматически замолкаю на полуслове, – мы всё поняли.

– Мир? – спрашивает Мария.

Бьянки, Пьерр и Дель Орбе переглядываются.

– Да, договорились, – отвечает Бьянки, и Пьерр с Дель Орбе согласно кивают.

– Отлично, – говорю я, но продолжаю сверлить Бьянки взглядом.

Воцаряется небольшая пауза, и, наконец, он спрашивает:

– Ты хочешь, чтобы я это произнёс, не так ли?

– Немножко, – признаюсь я.

– Да просто скажи уже, мужик, – говорит Пьерр.

Бьянки протягивает Марии руку.

– Мир, – говорит он.

Они пожимают руки.

– Мир, – отвечает Мария.

– Теперь я, – говорю я, протягивая руку.

Сначала Бьянки только качает головой. Затем он пожимает мне руку.

– Мир, – говорит он.

– Мир, – отвечаю я.

– Мир, – произносит Дель Орбе, обращаясь к Марии.

– Мир, – соглашается Мария.

– Мир, – говорю я Пьерру.

– Довольно. Это… это просто нелепо, – говорит Бьянки, хотя на губах у него играет лёгкая улыбка.

– Построиться! – вопит Чен, и мы разбегаемся.

* * *

Практически сразу наша эскадрилья начинает выделяться.

Куда не посмотри, везде светло-голубые футболки обгоняют и превосходят своих соперников. Дело не только в скорости – наша команда действует сообща Негласные взлёты и падения, поймать и отпустить, понимание того, как мы дополняем друг друга в противовес тому, что мы можем выиграть по отдельности. Мы, наконец, действуем неэгоистично и ведём нашу команду выше, дальше и быстрее остальных.

Теперь, когда я знаю Бьянки, Пьерра и Дель Орбе чуточку лучше, я понимаю, почему эта троица стала друзьями.

Это весьма тяжёлое место, чтобы выжить в одиночку, поэтому совершенно логично, что они объединились на почве конкуренции – и переругивания – со мной и Марией. Но, как и говорила моя учительница истории, связи, основанные на общей ненависти, хрупки. К четвёртой неделе Пьерр уже стал держаться поодаль от остальных. Но теперь кажется, что нас охватила лёгкость. Вместо того чтобы позволить нашим различиям разделять нас и сеять недоверие, мы стали сильнее, позабыв о ссорах. Нас объединяет общая любовь к игре и желание победить.

На противоположной стороне спектра я вижу, как Джонсон выкрикивает приказы остальным членам эскадрильи «Демонов», как руководит ими, а затем решает, что он с тем же успехом может справиться со всем в одиночку, и тем самым на корню убивает атмосферу сегодняшнего дня. «Демоны» начинают отставать от остальных, скованные по рукам и ногам бременем его злости и неприязни.

По мере того как приближается финал, наша эскадрилья лидирует. С большим отрывом. По всей видимости, это обстоятельство выводит Джонсона из себя ещё сильнее. Если это вообще возможно.

Когда мы с Бьянки направляемся к трассе для эстафетной гонки, Джонсон больше не может молча выносить все тяготы несправедливостей жизни, что привели его к этому дню.

– А ты разве не должна играть в софтбол? – оскаливается он на меня, поравнявшись с нами. – Или заниматься фигурным катанием?

– А что? Хочешь, чтобы тебя и там уделали?

Я слышу, как усмехается Бьянки позади меня. Мы ускоряем шаг и направляемся к стартовой линии.

– Я звучу примерно так же? – спрашивает Бьянки, когда мы достигаем старта.

– Словно ты в далёком прошлом, – шучу я.

Бьянки затихает.

– О, ты всерьёз спросил.

– Я всерьёз спросил.

– Знаешь, дома я подрабатывала официанткой в той маленькой забегаловке…

– Не могу понять, была ли ты ужасной официанткой или прекрасной, – перебивает меня Бьянки.

Я пронзаю его взглядом.

– Не меняй тему.

Бьянки поднимает в воздух руки, признавая поражение.

– Как я и говорила, я была официанткой. И всякий раз, как в забегаловке начинал плакать ребёнок, знаешь лучший способ побыстрее заткнуть его?

– Покормить его? Взять его на руки?

– Нет, другой ребёнок должен был заплакать громче.

Бьянки корчит гримасу.

– А, так я в этом сценарии первый плачущий ребёнок.

Я награждаю его улыбкой.

– Ну да, но ты не улавливаешь смысла. Они перестают плакать, потому что... знаешь, что? Они получают возможность взглянуть на себя со стороны и осмыслить свои действия. И замолкают.

Бьянки настроен скептично.

– Это наука, Дэнверс, или твоё предположение?

Я пожимаю плечами.

– Эй, я не учёный. Но в закусочной эта теория никогда меня не подводила.

Бьянки задумчиво хмурит брови, пока мы прокладываем путь сквозь толпу, что окружила стартовую линию.

– И я была отличной официанткой, – бросаю я через плечо.

– Ну разумеется, – отвечает Бьянки, закатывая глаза.

Но это работает и, когда мы присоединяемся к старшекурсникам из нашей эскадрильи, его настроение улучшается. Из всех девушек эскадрильи эстафету бегу только я одна. Старшекурсники определяют порядок, исходя из наших результатов на плацу.

– Я пытаюсь понять, ставить тебя на первый этап или на последний, – говорит мне самый главный старшекурсник.