Капитан госбезопасности. В марте сорокового - [61]

— Я не работаю на немцев, я посвятила себя великому украинскому народу, ставшему моим родным народом, его свободе! — она говорила уже с меньшим пафосом, нежели звучал чуть раньше.

— Давай не будем лукавить, Христина, — а капитан все повышал голос, усиливая этим свое давление. — Тебе и мне известно, кто стоит за спиной вашей и им подобных организаций. Гитлер. Его абвер и гестапо. И им ваша свободная Украина нужна так же, как кролику святое причастие. Не будет здесь нас, будет здесь Гитлер. И ты сразу перестанешь быть преподавателем университета, а станешь лицом славянской национальности, лицом второго сорта, которого надо перевести в рабы или уничтожить. Вот каким целям служит ваша борьба. Ладно! Не веришь коммунисту вообще, Берии в частности. Тогда верь мне. И представь, что будет, если ты откажешься.

Он положил ладони на ее плечи.

— Ничего не получится тогда, Христина. И ты, может быть, никогда уже не увидишь брата. Не перебивай! Послушай, на что я получил одобрение товарища Берии. Ты отдаешь мне свой отход за кордон со всеми тамошними паролями и адресами. Взамен на свободу выходит твой брат. Местом жительства вам будет выбран один из северных городов. Да, вы будете под надзором. Но вы будете на свободе. Вас не станут наряжать в ватники с номерами, выгонять в мороз на лесосеки, кормить баландой, от которой скоро выпадут все зубы. Вам не придется иметь дело с уголовниками, с настоящими уголовниками, которых ты сегодня видела у себя в доме, а они там, в лагерях, заправляют всем, их порядки там правят, в женских лагерях и мужских. И женщины, уверяю тебе, ничуть не менее жестоки. Еще болезни, конвой, никаких книг. Свобода будет не такой, о которой ты мечтаешь, но плохая свобода лучше доброй неволи. А когда-нибудь, Христина, вы сможете вернуться во Львов или в Польшу.

— А твой Берия не обманет? — наконец спросила она.

— Тогда он обманет и меня. Боюсь, что мне это пережить будет не легче, чем тебе. Но если ты не попробуешь ему поверить, то надежд у тебя не останется. И ты лишишь своего брата, может быть, единственного шанса.

— Хорошо, — выдохнула она и заплакала…

Глава девятая Карпатская сюита

Сон — вот та маленькая награда, которую он получил за завершение операции «Кобзарь» и перевод ее во вторую операцию, коей присвоили кодовое наименование «Тарас». Сон в отельном купе полупустого вагона.

Поезд перебирал колесами рельсы в направлении города под названием Коломыя. Или, если заглядывать дальше, в направлении Венгрии. Как оказалось, именно через венгерскую границу проложен канал отхода. Капитан наказал разбудить его за час до прибытия, не сомневаясь, что умчится в черные клубы забытья, едва его голова коснется железнодорожной подушки. Так и вышло.

Второй раз за какую-то неделю он спал по-человечески только в поездах. Впрочем, можно ли назвать человеческим провальный сон, сон без бесплатного кинематографа сновидений, когда время пожирается в один заглот? Лег, встал — шести часов как ни бывало.

Капитан проснулся на пять минут раньше, чем его пришли будить. Все-таки тренированность пробьет любые запруды, и как бы ни могуча была хватка сна, однако навык просыпаться в заданное время заставил ее разжаться.

И когда в дверь купе осторожно постучали, Шепелев раскрыл ее немедленно. Будить его пришел Василий. Его напарник на операцию «Тарас», оперативный сотрудник львовского НКВД в звании сержанта госбезопасности. Его выделили товарищу Шепелеву, исходя из поставленных перед ними задач. Отрекомендовали: спортсмен, занимается боксом, силен, вынослив, ворошиловский стрелок, «один из самых метких наших стрелков», знает украинский и венгерский, родом как раз из Закарпатья, член партии, взысканий не имеет, не раз доказывал свою преданность идеям Ленина и Сталина. Капитану некогда было самому заниматься подбором кандидатур, он доверился мнению львовских товарищей. В конце концов, решил он, если парню и не хватает оперативной смекалки и обыкновенной сообразительности, то лишь бы подчинялся моим приказам, а спортсмен, боксер и стрелок в предстоящем деле совсем не повредит.

Василий двигался в купе так, словно все в поезде было сделано из стекла. Видимо, не раз уже в иных местах, неловко повернувшись, что-нибудь ломал-крушил, лишь задевая литым плечом. Его круглые щеки украшал розовый румянец — молодой организм сигналил об избыточном здоровье.

Приведя себя в чувство умыванием, побрившись и одевшись (перед выходом из поезда оставалось только надеть куртку — как ни смешно, ту самую, что подарил Микола), капитан пригласил Василия на разговор. За стаканом принесенного проводником чая капитан изложил то, что не вошло во вчерашний скомканный в виду отсутствия времени инструктаж.

— Веди себя так, как привык. Ничего не изображай. Не надо никаких демонстраций вроде зубовного скрежета и зловещего шепота «как я их всех ненавижу, этих красных, этих москалей». И соответственно ничего не надо сочинять, вроде того, что «помню, вызывает раз меня Петлюра…» Веди непринужденные разговоры о всякой ерунде. Начнутся расспросы, откуда, кто, почему, чем занимаешься, как поживает тот-то и тот-то, а как этот — ничего не говори. А его, наоборот, расспрашивай, почему нет! Сейчас перед нами окажется всего лишь мелкая сошка, проводник. Не обязан ты ему ничего сообщать. Назвал пароль, значит, свой, достаточно. У него права тебе не доверять столько же, сколько у тебя — не доверять ему…