Капитализм - [4]

— Не заметил, — отозвался он. — Может, на кухне была.

— Денежка, — повернулась девчушка к Сидишнику. — Ты хотел денежку? Одна всего, но не жалко.

— Ну-ка, ну-ка, — присел тот на корточки. — Сколько тут у тебя?

Девочка разжала ладошку и опустила в ладонь Сидишника двухрублевую монету.

— О, как раз двух рублей на трамвайный билет не хватало! — обрадовался тот.

А Максима злость вперемешку со стыдом взяла.

— Отдай ей деньги, — выдавил он.

— Зачем? — вскинул на него глаза Сидишник.

— Отдай! — заорал Максим и бросился на напарника с кулаками.

И бил его, и бил еще, и хотелось бить его целую вечность, и удовольствие от этого избиения было единственным, чего просила душа.

Сидишник сбросил его на пол и принялся молотить в ответ.

— А еще я польку-бабочку танцую, — доносился писклявый голосок девочки.

Каюк банде

— Так, — мрачно выслушал отчет Сидишника Черепан. — Значит, вот как все повернулось. Значит, такой вот праведник в наших грешных рядах завелся. Из-за двух рублей товарища избил.

Испытующе взглянул на Максима, тот взгляду не поддался и продолжал смотреть гордо.

— Он мне больше надавал, — ответил.

— Правильно сделал. Что это вообще за жалость в тебе проснулась? Если хочешь выжить в капиталистическом мире — никакой жалости!

И, уже удаляясь, добавил:

— Месяц на хлебе и воде. Ни копейки с дел не получишь.

Понял Максим в тот момент, что заблуждался и в нем, и в других пацанах, и вообще во всей лихой бандитской жизни.

Ночью видение ему было. Видимо, сон, но очень явственный.

Пришел к нему Великий Капиталист. Он не представился, но Максим как-то сразу вдруг понял: это и есть он самый, Великий Капиталист. В черном фраке, в цилиндре, с тростью, страшный и омерзительный.

— Пока я с тобой хорошо буду говорить, — забубнил он высокомерно и неприятно. — Не уяснишь сказанное — пеняй на себя.

— Недовольны мы тобой, — продолжал, — все адепты рыночной экономики недовольны. Чувствуем, что вызревает в тебе сила, которая может быть направлена против нас.

— Это огорчительно, — головой качает. — Попытка изменить естественный ход истории — преступление, пойми это. Капитализм — естественное развитие общественных формаций. Усмири в себе недовольство, возрадуйся окружающей действительности. Неужели ты не замечаешь, как прекрасен этот мир?

А Максим в этом сне не испугался.

— Что, сволочь, боишься! — закричал он прямо в морду Великому Капиталисту. — Вижу, что боишься. Чувствуешь, вражина, что конец твой близок! В агонии ты сдохнешь вместе со всей своей рыночной экономикой. Не подчинить вам меня!

И, выставив вперед «Капитал», храбро выдал страшному призраку:

— Изыди, нечисть!

Проснулся тотчас. Ночь. Братва спит между могил. И — какое-то шевеление по кустам и деревьям. Нет, показалось.

Снова прислушался. Сердце ноет, тревога вокруг витает. Что же это такое? Почему тревожно так?

Все же есть кто-то поблизости. Вот ветка качнулась, и шепот слышится.

Стал он по-пластунски отползать в сторону. Не забыл про котомку с «Капиталом» и своим немногочисленным скарбом. Вот так и стучит в висках, что сейчас что-то произойдет.

Вдруг видит — за деревьями машина стоит. Грузовая. И люди вокруг — одни тени мрачные, стоят, выжидают, готовятся.

— Оглушайте и в машину их грузите, — шепотом отдает один распоряжения. — Каюк настал этой банде.

Зажигалкой на мгновенье фигуры осветились. Менты!

«Кричать надо!» — озарило.

«Или не надо?» — сомнения закрались при воспоминании о несправедливости Черепана.

«Надо!» — решился, потому что не мог иначе.

— Братва!!! — завопил дурью. — Облава!!!

И сам — к кукурузному полю подался, благо поблизости.

Вскочили пацаны, закричали. Тут же сирена завыла, и фары ментовских машин пронзили кладбищенскую темноту. Беготня, вопли. Мечутся человеческие фигуры, вскидывают менты дубинки и на головы пацанов опускают.

Максим полз на четвереньках по кукурузному полю и лихорадочно оглядывался. Когда удалился на приличное расстояние, вскочил на ноги и деру дал.

К югу

Первый поезд, который ранним утром остановился на железнодорожном вокзале города, шел на Краснодар.

«Значит, мне туда дорога», — протянул он в окошко кассы мятые рубли.

Место оказалось боковым, верхним. Максим забрался на полку и попытался заснуть.

Не спалось.

Открыл «Капитал».

«Чрезмерный труд несомненно ведет к преждевременному истощению рабочей силы, — говорилось в книге. — Понадобились века для того, чтобы „свободный“ рабочий был вынужден общественными условиями продавать за цену привычных жизненных средств все активное время своей жизни, свою работоспособность».

В предрассветной дымке за окном бежали деревья и поля. Грустно на душе было.

Шэдоумен и неудачники

Вот уж несколько месяцев прошло, как отец в Сибирь подался, а от него — ни слуха, ни духа. И спросить не у кого, что с ним.

— Работает, небось, в три смены, — тоскливо смотрела в стену мать, — и написать нет времени. Бедняжка…

— А может, подъемные получил и забухал по-черному, — выдал версию Денис.

— Ой, господи! — всплеснула мать руками. — Типун тебе на язык.

— Очень вероятно, — согласился с братом Вовка.

— Нельзя исключать версию, что он другую женщину встретил, — подала голос Настя.