Капиталистическое отчуждение труда и кризис современной цивилизации - [39]

Современный американский политолог Кристина ди Стефано в своей статье «Мускулинный Маркс» обвиняет основателя марксизма в том, что тот исключил «мать» из общего анализа общественных отношений [119, 222]: «Преувеличенный акцент на самосозидании отрицает факт нашего рождения, вскармливания и воспитания. Он отрицает биосоциальную основу продолжения рода и проектирует ее исключительно на область “труда”» [119, 220]. Думается, данная критика совершенно несправедлива. Свою главную задачу К. Маркс видел не в том, чтобы описать мир, а в том, чтобы найти пути его изменения. И здесь его сосредоточенность на проблематике способа производства совершенно оправдана, так как сфера семейных отношений, во-первых, значительно более консервативна, во-вторых, в условиях капитализма явно вторична. Именно семейные и гендерные отношения менялись под влиянием капитализма, а не наоборот.

При этом капитализм изначально паразитировал на гендерном неравенстве, как и на любых других. Так, еще на заре промышленной революции в Англии в базовой отрасли этой революции, в текстильной промышленности, снизить стоимость рабочей силы и сломить сопротивление организованного по цехам и гильдиям предпролетариата промышленникам удалось во многом именно за счет использования при первоначальной механизации производства крайне дешевого труда женщин и детей [81, 353]. Позднее, однако, вместе с ростом уровня жизни, механизации и требований к интенсивности труда в наиболее развитых и богатых странах Запада женщины вновь оказались вытеснены в сферу домашнего производства. Так, в США к 1890 году лишь 2 % замужних женщин работали вне дома [67, 187]. Но в ХХ веке новая волна механизации, автоматизации и рационализации опять позволила капиталу привлечь значительные массы женщин в производство и в растущую сферу услуг, где их более дешевая рабочая сила стала составлять серьезную конкуренцию мужской. В тех же США, как отмечает Л. Ю. Бондаренко, в 1900 году 20 % женщин работали вне дома, а в 1987 году – 55 %. В 1990 году 2/3 всех замужних американок работали. Изменилась и ситуация среди женщин с маленькими детьми. К концу 1980-х работали вне дома 3/4 замужних женщин с детьми школьного возраста. Но мало того, работали вне дома и более половины замужних женщин с детьми до года [37, 122]. Последнее, думается, происходило не от хорошей жизни.

По мнению А. В. Готноги, гендерное неравенство в современном обществе сохраняется и даже имеет тенденцию к усилению: «Дискриминация по половому признаку – явление, которое, несмотря на либеральную риторику, так и не было изжито капитализмом на восходящей ветви эволюции и стадии зрелости. Более того, к социальным ролям и видам деятельности, традиционно считавшимся “женскими”, в буржуазном обществе добавились многие другие, по мере того как капитал вынуждал мужчин избавляться от низкооплачиваемых профессий в пользу высокооплачиваемых или высокодоходных занятий. Вместе с тем женщина выступает основным субъектом экономической активности в таких областях, лежащих за пределами собственно капиталистического производства, как домашнее хозяйство и так называемая “неформальная экономика”» [30, 218].

В отечественной социально-гуманитарной мысли гендерная проблематика становится привычной в период поздней перестройки на рубеже 1980–1990-х годов. Первоначально в условиях идеологического разгула антисоветизма и антикоммунизма феминистская публицистика по данной проблематике тоже в значительной степени была антисоветской. Так, С. Г. Айвазова в статье «Идейные истоки женского движения в России» (1991 год) писала: «Женские трудовые бригады, стахановское движение, первые трактористки, героини-ткачихи, строительницы Комсомольска-на-Амуре. И все, по разнарядке, в президиумах собраний и съездов. Это атрибуты широковещательной компании по решению женского вопроса, вопроса “труда и быта” советской женщины. Наконец, в 1936 г. сталинская Конституция СССР торжественно провозгласила, что этот вопрос решен – выполнена задача огромной исторической важности и на деле обеспечено подлинное равноправие женщины. С тех пор это утверждение прочно вошло во все постановления, официальные речи, научные труды и школьные учебники. Правда, эмансипированная таким нехитрым путем женщина не знала, куда ей деться от двойной нагрузки – на работе и дома, от забот о хлебе насущном, от страха за брошенных дома детей» [37, 30]. В постсоветское время ее антисоветская риторика усиливается, она уже пишет, что женщину освободили от самой свободы, подчинив тоталитарному государству [37, 53].

Е. Б. Груздева, Л. Ржаницына и З. А. Хоткина в статье «Женщина на рынке труда» (1992 год) отмечали, что из 10 человек, обратившихся в 1991 году на биржу труда в Советском и Черемушкинском районах Москвы, 8 оказались женщинами. При этом «лишними» оказались в первую очередь работницы умственного труда с высоким образовательным цензом: инженеры-технологи, экономисты, механики, техники, программисты. 85–90 % безработных женщин имели среднее специальное или высшее образование [37, 283–284]. Но вместо проблемы глобальной и губительной для страны деиндустриализации данные авторы склонны искать причины безработицы в жизни самих женщин, которые зачастую ранее занимались нетворческим, рутинным трудом [37, 284]. Более того, с точки зрения данных социологов виновным оказывался весь советский строй: «Три поколения советских людей привыкли ожидать, что государство “должно” решать многие из тех проблем, которые в условиях рынка и конкуренции каждый человек решает сам и считает это не только своей обязанностью, но и привилегией, поскольку это позволяет ему чувствовать себя не объектом социальной политики государства, а активным субъектом изменений, происходящих в обществе» [37, 289]. Кто направил этих дам в социологи? Почему они считали, например, торговлю на рынке (где оказались многие бывшие женщины-инженеры) более творческой, чем работа инженера или программиста? И почему они сами в таком случае не отправились на рынок?