Канун дня всех святых - [22]

Том, Ральф и все остальные мальчишки в костюмах, запыхавшись, влетели на площадь. Они остановились как вкопанные и принялись пританцовывать, потому что малюсенькие петарды тысячами падали им под ноги. Включилось освещение. Внезапно открылись магазины.

А Тома́с, Хосе-Хуан и Энрике, улюлюкая, поджигали и подбрасывали в небо петарды.

– Эй, Том, это от меня, Тома́с!

Том увидел, как его же глаза смотрят на него с лица буйного мальчишки.

– Эй, Генри, это от Энрике! Бабах!

– Джей-Джей, это… Бабах! От Хосе-Хуана!

– О-о, это лучший Хэллоуин на свете! – восхитился Том.

Так оно и было.

Еще ни разу за всё свое безумное путешествие им не довелось столько видеть, обонять, осязать.

В каждом проулке, у каждой двери, на каждом окне лежали груды сахарных черепов с прекрасными именами.

В ночи из каждого переулка доносился перестук молоточков, забивающих гвозди в крышки гробов, словно жуки-точильщики – предвестники смерти били в деревянные тамтамы.

На каждом углу – стопки газет с портретами Мэра, раскрашенного под скелет, или Президента с нарисованными костями, или изображена прекрасная дева, выряженная в виде ксилофона, а Смерть играет на ее музыкальных ребрышках.

– Calavera, Calavera, Calavera… – песенка плыла над холмом. – Посмотрите, политиканы схоронены под газетными новостями. ПОКОЙТЕСЬ С МИРОМ со своими именами. Вот она слава!

Видишь, скелеты жонглируют, стоя на плечах друг у дружки!

Проповедуют, борются, играют в футбол!

Крошечные бегуны, прыгуны,

Крошечные скелеты, прыгают и падают.

Тебе и не снилось, что смерть может сморщиться до таких размеров!

И песня была правдива. Куда бы ни посмотрели мальчики, повсюду – крошечные акробаты, эквилибристы, баскетболисты, священники, жонглеры, клоуны, но в виде скелетов, рука об руку, плечом к плечу, и все умещаются на ладони.

А на подоконнике целый крошечный джаз-банд – скелет-трубач, скелет-барабанщик, скелет-тромбонист, не больше столовой ложки, и скелет-дирижер в пестрой шапке, с дирижерской палочкой, а из крошечных духовых инструментов льется тонюсенькая музыка.

Никогда еще мальчикам не доводилось видеть столько… костей!

– Кости! – хохотали все. – O, милые кости!

Песнопение удалялось:

Держи в руках мрачное празднество,

Кусай, глотай и выживай,

Прочь из черного туннеля El Dia de Muerte —

И радуйся, скажи спасибо, что… живой!

Calavera… Calavera…

Газеты в черных рамках порхали на ветру, как белое погребение.

Мексиканские мальчики убегали по холму к своим семьям.

– Как странно, непонятно, – шептал Том.

– Что странно? – спросил Ральф, касаясь его локтя.

– Мы в Иллинойсе забыли, что это значит. В нашем городе этой ночью умерших не вспоминают. Никто не вспоминает. Никому нет дела. Никто не идет к ним посидеть, поговорить. Это и есть одиночество. Вот что печально. А здесь… другое дело. И весело, и грустно. Сплошные петарды и игрушечные скелеты на площади, а на кладбище всех мексиканских усопших навещают семьи с цветами, свечами, пением и леденцами. Почти как на День благодарения, так? И все садятся за стол, но только половина может есть, но это не в счет, главное, они вместе. Это как держаться за руки во время спиритического сеанса с друзьями, но некоторых из них нет с нами. Эх, Ральф.

– Да, – сказал Ральф, кивая из-под маски. – Жаль.

– Эй, смотрите, смотрите, – сказал Джей-Джей.

Все посмотрели.

На вершине кургана из белых сахарных черепов лежал один с именем ПИПКИН.

Дражайший череп Пипкина, но нигде посреди разрывов, пляшущих костей и летающих черепов не было ни малейшего намека, пылинки, стона или тени Пипкина.

Они уже так привыкли к внезапным фантастическим появлениям Пипа то на стене Нотр-Дама, то из золотого саркофага, что не могли дождаться, когда же он выскочит из холмика сахарных черепов, как чертик из табакерки, разбрасывая бинты и выкрикивая скорбные песнопения.

Но нет. Пип не появился. Вот это неожиданность.

А может, никогда уже не появится.

Мальчики поежились. Холодный ветер нагнал туману с озера.

Глава 19

На темной ночной улице из-за угла вышла женщина, неся на плечах сдвоенные чаши тлеющих угольев, насыпанных горкой. На ветру из пышущих жаром розовых холмиков вылетали и рассеивались искры-светлячки. Там, где ступали ее босые ноги, оставался след затухающих искорок. Молчаливо, шаркая ногами, она свернула за угол, в переулок, и исчезла.

Вслед за ней мужчина непринужденно, без усилий нес на голове маленький гроб.

Ящик был сколочен из простой белой древесины. По бокам и сверху были прибиты дешевые серебристые розетки, домотканый шелк и бумажные цветы.

В ящике лежал…

Мальчики вытаращились на похоронную процессию из двух человек. Двое, думал Том. Мужчина и ящик, и нечто внутри.

Высокий мужчина со скорбным лицом, уравновешивая гроб на макушке, прошагал в церковь по соседству.

– Это… – запнулся было Том. – Это снова Пип там, в ящике?

– А как ты думаешь, мальчик? – спросил Саван-де-Саркофаг.

– Не знаю, – всхлипнул Том. – Я только знаю, что с меня хватит. Ночь слишком затянулась. Я всего насмотрелся. Я всё узнал, черт возьми, всё!

– Да! – сказали все, сбиваясь в кучу и дрожа.

– И нам надо домой, разве нет? А Пипкин? Где он? Он жив или мертв? Мы можем его спасти? Он пропал? Мы опоздали? Как нам быть?