Кантианские вариации - [57]

явления, которые не принадлежат миру, или внутреннему в метафизическом смысле слова. Внутреннее, или метафизически постигаемое, лишь увязает, как ноги увязают в трясине, в пространстве и времени — последние являются простыми иллюзиями человеческого ума. Лейбниц называл их «хорошо обоснованной видимостью». Что такое пространство и время? Это хорошо обоснованная, но видимость. В этом компоте Беркли и проделал свой эксперимент, рассуждая о том, что Бог не имеет сенсорного аппарата и не может воспринимать чувственный мир. Он добавляет ехидно, что Бог вообще тогда и не мог бы познавать, ибо не отличал бы предметы от проявлений самого себя, от своих состояний. Итак, Бог не имеет сенсорного аппарата, кроме того, он бесконечен, независим, активен и совершенен. Он не воспринимает последовательности идей и вещей. Прошлое, будущее, настоящее — все актуально существует для божественного духа. Внутри него мы не можем — это было бы нелепо, нарушением любой логики — располагать что-нибудь в последовательности. Отсюда Беркли делает очень простой ход. Поскольку мы показали, что воспринимаемое Богом качественно отличается от того, что воспринимается конечным духом, поскольку пространство и время сведены к видимости, обязанной положению человеческого наблюдателя, то отсюда получаем вывод об иллюзорности, или галлюцинаторности, всякого опытного, чувственного познания.

И вот из этого хода рассуждения каким-то смещением взгляда Кант приходит к прямо противоположному выводу. Он делает вывод о единственной возможности конечного познания, о счастливом обстоятельстве, о позитивной силе конечного ограничения, накладываемого наглядностью. Кант говорит так: только конечное и делает познание возможным. А его успех вероятен. Или: конечное делает познание возможным, а его успех вероятным. Именно пространственно-временной характер нашего конечного восприятия и делает это возможным. Это слабость, делающая познание возможным. Тем самым божественное, бесконечное получает статус неопределенного, не являющегося идеальным объектом особой способности человека. Как конечные существа мы имеем иллюзорный, или галлюцинаторный, опыт, но у нас, слава богу, есть способность трансцендирования — актом трансцендирования мы можем ухватывать некоторые особые сущности, специальные предметы, только этому акту и доступные. Кант отказывается признавать в мире какие-либо предметы, для которых специально нужна была бы особая способность, отличная от способности нашего опыта. И тогда тот, другой предмет, который я называю формой, или другая способность, которая называется формой в отличие от других элементов опыта, есть не трансцендентный предмет; термин «форма» прилагается не к чему-то, что трансцендентно по отношению к опыту, а прилагается к стихии, или медиуму, или среде самого опыта, и тем самым составляет внутреннюю ткань опыта, узлы ткани опыта, а не какие-то особые предметы, которые лежали бы вне этого опыта. Как делает это Кант? И здесь, ухватившись за термин конечность, мы возвращаемся к нашей теме. Мы будем заниматься сейчас этой странной конечностью, из которой Кант делает совершенно другие выводы, нежели Беркли и Лейбниц.

Уже в самом начале сегодняшней беседы я обронил фразу, что предположение Всего, или Одного, как наличного, — а Все, или Одно, суть бесконечность, — фигурирует или имплицировано в факте воспроизводства сознательных явлений как упорядоченных. И вот через эти странные словосочетания я буду сейчас выходить на проблему конечности. Постулат конечности скрывается у Канта в философских словах и оборотах, где он говорит о сознании. Одновременно там содержится и проблема Всего, или Одного, или проблема формы, формальной материи мира, трансцендентальной материи мира. Чтобы облегчить понимание кантовской мысли, я помечу здесь один момент. Если внимательно посмотреть контекст, в котором эти вещи в его ранних работах встречаются, то бросается в глаза, что везде, рассматривая вопрос о некоторых состояниях и силах, которые мы предполагаем в качестве внутренних, и некоторых состояниях и силах, которые являются внешне выраженными и внешне расположенными в пространстве, Кант наталкивается на проблему актуальной бесконечности. Первые силы можно назвать живыми или активными, а вторые — мертвыми или действующими силами. И проблема внутреннего у Канта совершенно четко задана следующим ходом: мы всегда должны предполагать, что есть что-то, что отличается от того, как это что-то нам предстает. Таким внутренним, о котором мы ничего не знаем, являются в том числе сущностные силы. Те, которые есть, которые существуют, — и одновременно их нет нигде в мире. Кант показывает проблему, скрытую в фундаменте физического мышления. Ведь нам приходится при анализе сил тяготения или сил, возникающих при ударении тел, предполагать актуальную бесконечность, за бесконечно малым моментом действия предполагать бесконечную скорость. Или мы должны непрерывно проходить по ступеням и последовательностям, представляя весь переход и тем самым избегая допущения актуальной бесконечности. Я сейчас не анализирую ни ответы Канта на эту проблему, ни ответы современной науки, я лишь указываю на то, что это обсуждалось. И Кант все время говорит, что по определению, если мы говорим о силе со стороны внутреннего состояния вещи, то она есть то, что может действовать только сразу и целиком. Но тем не менее любая картина действующей силы составляется при рассмотрении действия силы в последовательности. Кстати, этот философский абстрактный метафизический ход указывает на то, что требуют от нас термины, которые мы применяем. Если мы говорим «сила» и ассоциируем это с внутренним состоянием вещи, то мы уже предполагаем, что она может действовать только как целое и неразделяемое. Так же как, например, термин «цель»: если мы посредством цели, или целеполагания, что-либо объясняем, то мы предполагаем, что цель может выполняться только целиком, иначе ничего посредством термина «цель» мы не можем объяснить. Не может быть неполной цели. Если мы посредством приписывания чему-то цели объясняем это нечто, то выполнение цели и объяснение нами чего-то посредством цели может быть только полным, совершенным, то есть этим понятием мы заранее предполагаем полную организацию того, что объясняем. Так же неделима добродетель — она или есть, или ее нет. Это оттенок, на который я хотел бы указать.