Кант: биография - [10]

Шрифт
Интервал

II

За последние двести лет с момента смерти Канта было написано не так много полных биографических исследований о нем. Хотя недавняя библиография работ о жизни Канта занимает 23 страницы и содержит 483 названия, большинство из них касаются мелочей, мало интересных даже тем, кто страстно увлекается его философией[56]. Рольф Георге в последнем обзоре биографий Канта выяснил, что на самом деле существует всего «полдюжины ранних воспоминаний и четыре более поздние полные биографии»; остальные, по его мнению, если и не совершенно бесполезны, то в лучшем случае представляют лишь незначительный интерес[57]. Георге, возможно, слишком резок в своих суждениях. Есть (чуть) больше книг и статей, интересных с биографической точки зрения, чем он готов признать. Однако нельзя отрицать, что о жизни Канта написано не так много, как следовало бы ожидать.

Кроме того, никогда не существовало биографии, которая удовлетворила бы самым строгим требованиям научного исследования. Двухтомник Карла Форлендера «Иммануил Кант. Личность и творчество» 1924 года ближе всего подходит к этому идеалу, но даже Форлендер на самом деле не пытался выполнить эту задачу[58]. В каком-то смысле у него были более высокие амбиции. Он не хотел писать книгу, которую оценят только философы и ученые, он хотел «оживить старого Канта, как он жил и думал» для широкого читателя. То же самое относится и к его короткой работе под названием «Жизнь Иммануила Канта», вышедшей в 1911 году, еще до двухтомной биографии[59]. В предисловии к четвертому изданию этой работы (1977) Мальтер утверждает, что с 1924 года практически не появлялось новых источников, описывающих внешнюю сторону жизни Канта, и что работа Форлендера представляет собой в некотором смысле «завершение» исследования внешней стороны кантовской жизни[60]. Это не совсем верно. Работа Форлендера – эталон, которым следует измерять все остальные биографии Канта. Она действительно вытесняет все предыдущие биографические трактовки Канта[61]. Однако это не означает, что невозможно выйти за пределы Форлендера или что работа Форлендера основана на полных данных. Это не так. Сами источники Форлендера в значительной степени все еще доступны, и во многих случаях они допускают совершенно другие интерпретации. «Кант и Кёнигсберг» Курта Штафенхагена 1949 года показывает, насколько более важной для развития Канта была Семилетняя война (европейская часть Войны с французами и индейцами 1756–1763 годов), чем предполагал Форлендер. Он также стремится показать, что молодой Кант отличается от старого, которого Форлендер пытался оживить. Форлендер не проводил оригинальных исследований. Он полагался на статьи, которые, хоть и с трудом, но все-таки можно найти и сегодня. Наконец, сам Форлендер не был столь объективен, как иногда утверждают. Его Кант – в значительной степени отражение его собственных взглядов на культуру и политику. Он был внимателен, но все же упустил из виду некоторые аспекты исследований, предшествовавших его работе. Кроме того, открылись и новые материалы. Недавние работы Рейнхарда Брандта, Вернера Эйлера, Хайнера Клемме, Рикардо Поццо, Вернера Штарка, Ханса-Иоахима Вашкиса и других поспособствовали лучшему пониманию внешних сторон жизни Канта. Хотя мы все еще не в состоянии полностью понять роль Канта в управлении Кёнигсбергским университетом, мы знаем больше, чем знал или хотел показать Форлендер. Наконец, лучшее понимание истории Пруссии XVIII века заставляет пересмотреть некоторые утверждения, которые Форлендер и его предшественники считали очевидной истиной. Кантоведение часто опирается – по крайней мере имплицитно – на определенный образ Канта-человека. Необходимость биографии, где учитывались бы новые свидетельства и другие интересы читателей спустя почти столетие, назрела уже давно.

Особенно это актуально для англоязычного мира. Кроме устаревшей «Жизни Иммануила Канта» 1882 года Дж. Г. У. Штукенберга, существуют только два недавних перевода иностранных книг, а именно «Жизнь и учение Канта» Эрнста Кассирера (перевод с немецкого) и «Кант» Гулыги (перевод с русского)[62]. Штукенберг написал свою биографию задолго до того, как стали доступны многие из наиболее важных независимых источников обо всей жизни Канта. Когда он писал книгу, не существовало полного издания писем, размышлений и лекций Канта. Не было у него и большей части писем Гамана и Гердера. С тех пор открыты и многочисленные другие источники. Хотя книга Штукенберга до сих пор приятна для чтения, она не удовлетворяет сегодняшним стандартам. Биография Кассирера, с другой стороны, «не затрагивает подробностей жизни Канта»[63]. Другими словами, в ней не очень много говорится о кантовской жизни, Кассирер почти полностью сосредоточивается на его мысли и опубликованных трудах. Это скорее популярное изложение философского развития Канта, чем обстоятельная биография. Биография Гулыги, возможно, лучшая из всех, изданных на английском языке, но не является широко доступной. Это хорошо написанное изложение жизни Канта было предназначено для русского читателя. Оно может служить хорошим противоядием по отношению к двум другим биографиям, доступным на английском языке, но поскольку книга написана с точки зрения, несколько чуждой англоязычному читателю, то не всегда способствует нашему пониманию жизни и работ Канта. Кроме того, на нее не всегда можно положиться и в ней преувеличены связи между Кантом и русской мыслью.


Рекомендуем почитать

Артигас

Книга посвящена национальному герою Уругвая, одному из руководителей Войны за независимость испанских колоний в Южной Америке, Хосе Артигасу (1764–1850).


Хроника воздушной войны: Стратегия и тактика, 1939–1945

Труд журналиста-международника А.Алябьева - не только история Второй мировой войны, но и экскурс в историю развития военной авиации за этот период. Автор привлекает огромный документальный материал: официальные сообщения правительств, информационных агентств, радио и прессы, предоставляя возможность сравнить точку зрения воюющих сторон на одни и те же события. Приводит выдержки из приказов, инструкций, дневников и воспоминаний офицеров командного состава и пилотов, выполнивших боевые задания.


Добрые люди Древней Руси

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Иван Никитич Берсень-Беклемишев и Максим Грек

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Антуан Лоран Лавуазье. Его жизнь и научная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.