Канонир - [8]

— Шли бы вы домой, ни к чему вам здесь задерживаться, — сказал я.

Девушка разрыдалась, запоздало оценив грозившую ей опасность. Отец обнял её за плечи и повёл с торга. А мне что делать? Сидеть на торгу писарем уже не получится, слишком много видаков. Денег скопил мало, чтобы пересидеть какое-то время в избе Авдотьи. Из города рвануть? Опять же денег нет. Пешком далеко не уйду, на коня денег нет, для того, чтобы устроиться пассажиром на судно, тоже деньги нужны. Да и не каждый день попутное судно у причалов Рязани останавливается. Впрочем — «попутное», если знаешь конечный пункт. А мне сейчас всё равно, в какую сторону плыть, лишь бы убраться поскорее из города. Вот ведь угораздило меня!

Я стоял на торгу и раздумывал, что делать, а вокруг меня была пустота. Были ещё люди на торгу, но, завидев меня и двух лежащих на земле опричников, со страхом обходили стороной.

Вдруг из толпы покупателей вышел ремесленник, подошёл ко мне, снял свою шапку, вытащил из кошеля серебряный рубль, поднял его над головой, показывая окружающим, бросил рубль в шапку и положил её на прилавок. И всё это — молча. Потом подошёл к убитым опричникам, плюнул и пошёл прочь. И почти сразу подошёл другой, тоже! бросил в шапку деньги, пнул мёртвого опричника ногой и ушёл.

Потянулась вереница людей, бросавших в шапку деньги. Никто не говорил мне ни слова, опасаясь, что найдутся «доброхоты» и донесут. Клали деньги в шапку, выказывая мне своё отношение к происшедшему.

Я немного растерялся. Честно говоря, я не ожидал именно такой реакции, видно — допекли народ «государевы слуги». Всё, нельзя больше стоять, так можно и стражников городских дождаться.

Я поклонился толпе, взял шапку и, выйдя с торга, пошёл к пристани.

Увы, кораблей у причалов не было. Чего-то подобного я ожидал. Гружёные суда уходят утром. На разгрузку стараются прибыть к вечеру — ведь ночью торговые судна не плавают, опасаясь наскочить на отмель или встретиться с бревном-топляком. Стоит, правда, лодка в самом конце деревянного причала. Надо попытать удачу.

Я уже подходил к лодке, когда сзади раздались крики. Обернувшись, я увидел, как из городских ворот выбегают люди в чёрном. Ага, дошла весть об убийстве опричников на торгу до остальных кромешников. Жаждут мщения, а то бы не размахивали так яростно саблями да кинжалами.

Я подбежал к лодке и запрыгнул в неё. У небольшой мачты возился рыбак.

— Земляк, увези меня отсюда!

— Какого чёрта… — И в этот миг рыбак увидел приближающуюся ватагу кромешников. В порыве ярости они не будут разбираться, кто виноват — зарубят обоих.

Рыбак сообразил быстро и, схватив весло, оттолкнулся от причала. Вставив вёсла в уключины, он уселся и быстро стал грести, выгребая на стремнину реки. Выбежавшие на причал кромешники лишь потрясали в бессильной злобе оружием и яростно, витиевато матерились. Фу, ушёл.

Лодка, умело управляемая рыбаком, быстро выбралась на середину реки. Рыбак уложил вёсла вдоль бортов и натянул небольшой косой парус. Лодка, подгоняемая течением и ветром, стала быстро удаляться от города. Сидевший на корме рыбак спросил:

— Чем ты их так достал?

— На торгу двух таких же уродов убил, мстить прибежали.

— Да ну?! — восхитился рыбак. — За что же ты их?

— К девке приставали, а отец, так же как и все остальные, лишь смотрел, вот и пришлось вмешаться.

Рыбак покачал головой:

— Не осуждай, сейчас каждый за свою жизнь боится — лишь бы его не тронули, у всех семьи. Сам знаешь — кромешники никого не щадят — ни женщин, ни детей. Слыхал, чего натворили о прошлом годе в Великом Новгороде? Детей малых в прорубь бросали! То-то!

Помолчал немного.

— Тебе куда?

— Сам теперь не знаю. Подальше от Рязани надо — желательно в другой город какой-нибудь, там легче от кромешников спрятаться. В Москву бы хорошо.

— И не думай; ты чего — не слыхал, что чума в Москве?

Пришёл мой черёд удивляться.

— И давно?

— С весны. Мрут семьями и целыми улицами. Мало того что год выдался неурожайный — то засуха, то град, так ещё и эта напасть. Заставы на дорогах, из Москвы никого не выпускают, а кто выходит — будь это холоп или боярин, лишают жизни и сжигают по велению царя на костре вместе с товарами и лошадьми.

Я аж присвистнул. Вот это новости. Мне повезло, что я застрял на месяц в Рязани, а не пошёл дальше.

Рыбак понизил голос почти до шёпота, хотя вокруг не было ни одной живой души:

— Государь в монастырь уйти хочет — бродят такие слухи.

— Bona как, — я сделал вид, что удивился, хотя знал из истории, что Иван Грозный дважды покидал трон — то отдавая его татарину, то молясь в Александровской слободе. Иноземцы, впрочем, на фокус такой не купились и продолжали с грамотами от своих правителей ездить к Ивану Грозному.

— Деньги-то хоть есть?

— Есть немного, — тряхнул я шапкой.

— Так где тебя высадить — всё же не корабль у меня, до моря не повезу.

— Какой следующий город?

— Касимов — но он наполовину татарский.

— А ещё дальше?

— Известно — Муром.

— Вези туда.

— Далековато — три дня ходу. Два рубля будет стоить серебром.

Я отсчитал из шапки два рубля и сразу отдал

рыбаку, чтобы убедить его в своей платежеспособности.

Плыли мы до позднего вечера, и когда уже на небе высыпали яркие звёзды и стали не видны берега, рыбак опустил парус и на вёслах медленно подошёл к левому берегу.