Каннские хроники. 2006–2016 - [114]

Один из самых неудачных Каннских фестивалей (если рассматривать его в концептуальном плане) датирован 1992 годом. Жюри под руководством Жерара Депардье присуждает «Золотую пальмовую ветвь» фильму «Благие намерения» датчанина Билле Аугуста. Это – экранизация мемуаров Ингмара Бергмана, выполненная в почти телевизионном формате. К тому же Аугуст (этот псевдо-Бергман) уже имеет высшую каннскую награду за фильм «Пелле-завоеватель». В результате совсем не великий режиссер становится вторым в истории кино (после Копполы) дважды победителем Каннского фестиваля. А идея авторского кино, фактически выродившегося в эпигонство и академизм, в очередной раз компрометируется.

Между тем на авансцену выходит новый герой, пока еще не распознанный как лидер десятилетия и певец «нового насилия». Перед премьерой «Бешеных псов» Квентина Тарантино (фильм показывают вне конкурса) на билетах печатают предупреждение о том, что картина изобилует непереносимо жестокими сценами. Скандал сопутствует также показанному на открытии фестиваля фильму Паула Верхувена «Основной инстинкт». Никому не известную 34-летнюю американку Шэрон Стоун вежливо приветствуют при входе в зал, зато по выходе она – уже мировая звезда. Во многом благодаря сцене допроса, где она сводит и разводит ноги, открывая свои интимные места и заставляя вожделеть ее (вместе с партнером по фильму Майклом Дугласом) мужчин всего мира. Это так называемая «новая эротика» эпохи СПИДа – когда заменой акта становятся вуайеризм и мастурбация.

В 1994-м каннское жюри возглавляет Клинт Иствуд, ему ассистирует в качестве вице-президента Катрин Денёв. Фаворитом считается один из последних апостолов авторского кино Кшиштоф Кесьлёвский с фильмом «Три цвета: красный». Он не получает ничего. В лидеры выходят «Утомленные солнцем» Никиты Михалкова, но ему опять не слишком везет в Каннах. Если за неудачу «Очей черных» в 1987 году в ответе остался Элем Климов, то за вторую назначена расплачиваться Катрин Денёв. Якобы она подыграла американцам, наградившим «Оскаром» фильм «Индокитай» с ее участием.

Так или иначе, «Золотую пальмовую ветвь» вручают Квентину Тарантино за «Криминальное чтиво». Михалков, выйдя на сцену, выглядит уязвленным. Тарантино – «единственный парень в Каннах, способный войти в фестивальный зал в майке» – воплощает фонтанирующую энергию нового американского кино с его варварским насилием и черным юмором – кино, начисто лишенного высоконравственных благих намерений. Пропитывающее картину синефильство хоть и имеет интеллектуальную составляющую, но лишено романтического авторского пафоса, присущего французской «новой волне». Оно ориентировано в основном на просмотровый опыт B-movies и его «низменных» культов, далеких от элитарного мира cinema d’auteur и еще более далеких от традиций классического гуманизма. Это побудило английского критика Дерека Малкольма написать в газете «Гардиан», что решение каннского жюри – еще один шаг навстречу американской жестокости и удар по европейскому арт-кино. «Pulping the Palm» («“Пальма” на вынос») – так называется одна статья об итогах фестиваля. «Pulp d’Or» («Золотая дешевка») – другая. Однако никто не может отрицать, что именно этот фрик Тарантино открывает перед кинематографом новые пути сюжетосложения, режиссуры, актерской игры и монтажа. Он – Эйзенштейн нашего времени. Фестиваль, на котором не было дефицита работ высокого класса, оказался смят в лепешку целенаправленным ударом Тарантино.

Во второй половине 1990-х в Каннах по инерции еще побеждают убежденные режиссеры-авторы – Аббас Киаростами («Вкус вишни») и Сёхэй Имамура («Угорь») в 1997-м или Тео Ангелопусос («Вечность и один день») в 1998-м. Но они уже не делают погоды в кинематографе, как перестает делать ее и «пламенеющий постмодернизм». В последний раз он ярко вспыхивает в 1995-м, и то в провинциальном балканском варианте: «Золотую пальмовую ветвь» вручают югославу Эмиру Кустурице. Его «Подполье», как и награжденный вторым призом «Взгляд Улисса» грека Тео Ангелопулоса, обозначили характерный балканский акцент. В этом году журналисты вступают в схватку со свирепой каннской охраной, которая не пускает многих на пресс-показ фильма Дэвида Кроненберга «Автокатастрофа»: в зале еще есть свободные места, так что давка, по сути, спровоцирована. Сюжет корреспондирует с сюжетом и атмосферой фильма, живописующего сексуальное возбуждение от бьющихся машин и травмированных тел: еще одна разновидность «новой эротики».

1997 год. Юбилейный, 50-й фестиваль разочаровывает своей программой. Он остается в истории главным образом фильмом «Забавные игры» режиссера Михаэля Ханеке. В шоке от трансгрессивных сцен насилия даже профессионалы: некоторые из них провели последние десять минут картины в баре «Unifrance» за бокалом виски. Фильм Ханеке – это европейский ответ Тарантино: насилие у него не поэтизируется, а подвергается рефлексии и социальному анализу. Фильм не получает никаких наград, призовые каннские триумфы Ханеке еще впереди.

В 1998-м в отеческой роли выступил художественный директор фестиваля Жиль Жакоб. Когда синий микроавтобус с надписью «Идиоты» (точно на таком же ездят герои одноименного фильма) подрулил к лестнице фестивального дворца, свершилось невероятное: величественный и неприступный Жакоб самолично спустился с лестницы, чтобы приветствовать режиссера этой картины 40-летнего Ларса фон Триера. Такого Жакоб не делал даже для самых ярких голливудских звезд. Эксперименты, которые ведут герои этого фильма, каждый «в поисках внутреннего идиота», разрушают все мыслимые табу. Чтобы раскрепостить своих исполнителей и вдохновить их на сеанс группового секса, Триер в первый же день явился на съемочную площадку голым. Он же создал кинокомпанию по производству порнофильмов, а также возглавил коллектив киноавторов под провокационным названием «Догма-95». Они подписали манифест, диктующий «целомудренные» правила, по которым намерены теперь делать кино. Спустя 40 лет после дебютов Годара и Трюффо и наката «новой волны», спустя 30 после того, как майские радикалы 1968-го закрыли Каннский фестиваль, Триер вновь эпатирует кинообщественность в возрожденной цитадели буржуазности. Слишком радикальный фильм не получил призов – но это неважно. Жест Жакоба – намек на грядущую победу Триера.