Каникулы юной ведьмы - [14]

— Так, а это что за мелочь пузатая?

Папа резко вскинул голову:

— Сам ты мелочь пузатая! Глаза разуй. Это я — племяш твой. О, горе мне!..

Тоненький папин голосок произвел на деда Кузю невероятное действие. Он вдруг закрыл ладонью рот, будто пытался сдержать свой же крик, и медленно опустился прямо на пол. Так и замер, как фарфоровый китайский болванчик.

Между тем папа, поддерживая плавки, болтавшиеся на нем, как парус, прошел на кухню, но вскоре вернулся, неся зажигалку:

— Слышь, дай закурить, а то мои кончились.

Дед Кузя достал пачку сигарет, и они задымили вдвоем, правда, папа сразу же закашлялся, попробовал еще раз затянуться и чуть не захлебнулся от кашля. И теперь они сидели рядышком на полу, уставившись каждый в свою точку. Курил только крестный, а папа потирал грудь. Я продолжала сидеть на лавке, боясь шелохнуться.

— Так ты, значит… того… этого, — нарушил затянувшееся молчание дед Кузя. — А как у тебя это вышло? Дочка, что ли, подсобила? Она могет. У нее, значит, глаз теперь такой. Как что не по ней, так во что-нибудь и превратит, а тебя, значит, и вообще обратно открутила… М-да, каждому свое… Опять же хорошо, организм окончательно перестал курево принимать. Слышь, Вовчик, а когда ты, ну, это… обратно вырастешь, не знаешь?

Папа поиграл желваками на скулах, раньше у него это хорошо получалось, как у героя какого-нибудь боевика, но теперь, если откровенно, у него это вышло смешно. Однако я говорить этого папе не стала.

— Вон у нее спроси, — наконец отозвался папа, а потом повернулся ко мне: — Ника, последний раз говорю, верни меня в нормальное состояние.

Тут я не выдержала и заплакала. Пока папа пытался курить, я и так уже попробовала, и ничего не вышло. Что я и объяснила сквозь слезы.

— Та-а-ак! — протянул папа. — Какие будут предложения? Вот что, Кузьма, давай-ка сгоняй к себе домой. У тебя же там должно лежать что-нибудь для внуков из одежды? Выберешь на меня… — папа помолчал, а потом разразился длинной тирадой на каком-то гортанном языке, причем, если судить по интонациям, он очень сильно ругался.

— Ишь ты, — зауважал папу крестный. — А это по-каковски?

— По-грузински.

— А что ты говорил-то?

— Это лучше не переводить.

Дед Кузя быстро исчез. Не хуже, чем его домовой. А мы остались с папой вдвоем. Он поднялся с пола, забрался на кровать и улегся на спину, закинув руки за голову.

— М-м-м! — застонал папа и, тяжело вздохнув, взглянул на меня. — Своими бы руками прибил тебя, да только руки у меня теперь коротки.

И он, снова застонав, перевернулся на живот. Я осторожно присела рядом и стала поглаживать папину голову.

— Ты хоть понимаешь, что натворила?

Вообще-то я не очень понимала, отчего папа так сердит. Раз он заколдован, то значит — раньше или позже будет расколдован. Если бы меня кто заколдовал, чтобы я на время стала взрослой, я бы только обрадовалась.

— У меня были дела. Много дел, которые я должен был решить за свой отпуск здесь, на родине. Причем от меня требуется, чтобы я был ВЗРОСЛЫМ. И вместо меня никто их не решит. И даже ты со всем своим волшебством не сможешь их решить. Потому что мне не объяснить тебе всего. Ты просто не поймешь. Ну как я, к примеру, приду куда — нибудь и скажу: «Извините, обычно я очень большой…» Тьфу, черт побери, даже говорить не хочется.

Тут вернулся дед Кузя, держа в обеих руках по сумке.

— Вот, я вам поесть тут собрал. Вы ж не пойдете к Варваре? Ну и еще кое-что нашел для тебя…

Крестный вытащил из кипы вещей красненькую рубашонку и цветастые шорты, кепочку и сандалии. Папа скептически оглядел все это:

— А трусы где?

— Вот, все здесь, в кулечке, — склонился над папой дед Кузя и погладил его по головке. Ну что поделать, если малышей, когда они не плачут, всегда хочется погладить? Только папе это не понравилось:

— Отойди, Петрович, от греха подальше.

Но тот внезапно развеселился:

— А то что? Ну что ты мне сделаешь? Вот захочу сейчас и отшлепаю.

Папины глаза сузились в щелочки:

— Ну попробуй.

И тут уже вмешалась я:

— Папа, ну-ка прекрати сейчас же, ну что ты как маленький…

Мы, наверное, вспомнили, как смеялись в сарае, потому что захохотали одновременно. Правда, на этот раз успокоились гораздо быстрее.

Чуть погодя папа ушел на кухню переодеваться, а когда он появился, то мы с крестным снова рассмеялись. Перед нами стоял, напыжившись, маленький мальчик, исподлобья посматривавший на нас.

— Ладно, решим все после завтрака.

Сандалии оказались папе чуть велики, и крестный переделал дырки, зато у папы появилась нормальная обувка.

На улицу мы решили не выходить. Дед Кузя теперь остался с нами на положении равноправного заговорщика.

Обсуждать в общем-то было нечего. Раз я не могла превратить обратно папу в нормального взрослого, значит, надо было обратиться за помощью или советом к знающим людям. Ни папа, ни крестный среди волшебников знакомых не имели. Да и у меня было только одно знакомство. Мы немного поспорили, одна я полечу или с папой. Но, поскольку я чувствовала себя виноватой перед ним, то согласилась взять его с собой.

Дед Кузя сбегал в сарай, принес оттуда кой-какие инструменты и стал делать двухместную метлу. Папа путался у крестного под ногами, а тот цыкал на него в ответ. Один только раз он дал папе рубанок, но тот сразу же уронил его себе на ногу. Мы рассмеялись, а папа обиделся и надолго отошел в другую комнату.