Каникулы Эрика, или Портрет для вампирёныша - [3]

После столь бурного приветствия художник изъявил желание получить самую солнечную и светлую комнату, какая только найдётся в замке. Немного подумав, мама определила его в Южный шпиль. По пути к своим апартаментам, маэстро забраковал все увиденные в коридорах картины, раскритиковал скульптуры и перецеловал руки всем имевшим несчастье ему повстречаться служанкам.

До самого ужина он занимался обустройством будущей мастерской. За ужином же меня ожидал сюрприз.

Оказывается, эльфы принципиально не едят мясо. Одержимые любовью ко всему живому, остроухие весьма недолюбливают хищников. Вслух этого, конечно, никто не скажет, но отвращение перед плотоядными существами не в силах вытравить из эльфийских душ ни законы королей, ни напускная вежливость, ни даже цивилизация, благодаря которой разумные расы более-менее мирно сосуществуют вот уже много тысячелетий подряд.

В честь дорогого гостя мама решила изобразить примерную хозяйку. По её указанию к столу были поданы исключительно вегетарианские блюда, и пока маэстро Поллини, как заправский кролик, уписывал капусту и сельдерей, мы с отцом хмуро ковырялись в своих тарелках.

Мама пыталась вести светский разговор. Отец старался его поддерживать. Маэстро Поллини размахивал морковкой и болтал о живописи.

Я же развлекался тем, что пытался загипнотизировать влетевшую в столовую муху. В принципе сделать это несложно, однако в то время я ещё очень плохо владел гипнозом. Ошалевшее от моих усилий насекомое кидалось из стороны в сторону и время от времени пыталось самоубиться, норовя угодить почтенному живописцу в ухо или в рот.

— Так значит, вашей светлости угодно заказать портрет юного господина? — склонив голову набок поинтересовался эльф. — Что же, у вас замечательный вкус! К сожалению, сегодня многие недооценивают высокое искусство и гоняются за разными техническими суррогатами!

Отец высокомерно хмыкнул:

— Только не дети Ночи! — убеждённо проговорил он. — Я всегда считал, что никакая техника не заменит подлинные шедевры. Не правда ли, дорогая?

— Разумеется! — мама лучезарно улыбнулась. На отца она смотрела как на спустившегося с небес пророка. — Ты всегда умел зреть в корень.

Папа гордо выпятил грудь. Маэстро Поллини подавил отрыжку:

— Со мной вы не ошиблись, — без ложной скромности изрёк он. — Я настоящий профессионал и лучше кого-либо знаю, как подавать натуру. После хромого князя Лентенгейма портрет вашего мальчика будет отдыхом для моей кисти!

Мама с папой переглянулись. Так и не поняв, расценивать ли эту реплику как комплимент или как нечто противоположное, они предусмотрительно сменили тему разговора.

Наконец богатый духовной пищей ужин подошёл к концу. Маэстро Поллини объявил, что писать мой портрет начнёт прямо завтра и откланялся. Я тоже ушёл к себе.

По дороге я старался думать о высоком. Однако проходя мимо дверей кухни, моё бренное тело вдруг осознало, что это именно его, а не какую-то там душу, завтра будут рисовать. Возгордившаяся плоть тотчас затребовала чего-нибудь низменного, земного и, желательно, гемоглобинового. Ради обретения внутренней гармонии я вынужден был стащить и съесть прямо у разделочного стола прекрасный кусок свежей сырой телятины.

Думать о высоком стало гораздо легче.

III

— Ну-ка, ваша милость, ну-ка... не опускайте голову! Что? Бьёт в глаза? Потерпите! Через стекло дневной свет безопасен!

Маэстро Поллини сделал несколько шагов назад и критически окинул взглядом мою скромную фигуру.

Просторная комната под самой крышей Южного шпиля была залита резкими солнечными лучами. В самом её центре возвышалось немного полинялое троноподобное кресло, на котором восседал злой и невыспавшийся я. Во имя искусства меня разбудили ещё до полудня, нарядили в наглаженный и накрахмаленный до состояния рыцарских доспехов костюм, после чего передали в полное распоряжение уважаемому гофмалеру.

Тот меня долго усаживал, бегал кругами по комнате, открывал и закрывал шторы пока, наконец, не остался доволен увиденным.

— Превосходно! — воскликнул он. — Теперь постарайтесь не двигаться — я сделаю несколько набросков.

Маэстро схватил огромный лист плотной бумаги, а в руках у него появился хитроумный механический карандаш.

Первые минуты эльф смотрел на моё лицо почти не отрываясь. Потом его внимание всё более и более приковывалось к рисунку. Карандаш носился по бумаге с поистине неправдоподобной скоростью. Маэстро Поллини натужно сопел, пыхтел и время от времени начинал то ли ворчать, то ли напевать себе под нос некую нескладную, одному ему известную, песенку.

Сеанс тянулся нестерпимо долго. От солнца я разомлел и начал клевать носом. Художник извёл с полдесятка чистых листов. Я уже начал было подумывать забыть о приличиях и просто уйти восвояси, как вдруг в дверь постучались. На пороге появилась мама.

До маэстро Поллини я знавал в своей жизни лишь двух живописцев. Первый — мальчишка немногим старше меня. Он иногда гостил у своего дяди — нашего местного лесничего — и в такие дни часами слонялся с мольбертом по окрестностям. Второй был постарше и посолиднее. Несколько лет назад его приглашали расписывать плафон городского храма. При всей непохожести друг на друга эти двое имели общую черту — они никому не показывали незавершённые картины и не терпели посторонних во время работы.