Канарец, или Книга о завоевании Канарских островов и обращении их жителей в христианскую веру Жаном де Бетанкуром, дворянином из Ко, составленная монахом Пьером Бонтье и священником Жаном Ле Веррье - [44]

, мужчины покрывают козьей шкурой свои бедра только сзади, а женщины носят кожаные накидки, спускающиеся до земли. Тем не менее они были рады, что приехали сюда, эта страна им очень нравилась, и чем больше они на нее смотрели, тем больше она им нравилась. <Нормандцы> ели финики и плоды этой земли, которые казались им необычайно вкусными, и ничто не причиняло им вреда. Они не жалели, что оказались в этой стране, и чувствовали, что жить им здесь будет хорошо. Я не могу передать вам, насколько они были счастливы; думаю, что они будут еще более счастливы, когда увидят остров Эрбенн, или Фортавантюр. Монсеньор спросил у Ганнибала, как он находит его план и нравятся ли ему те, кто с ним прибыл. «Монсеньор, – сказал Ганнибал, – мне кажется, если бы в первый раз мы приехали в таком составе, наше предприятие не длилось бы столь долго, как это случилось на самом деле, и все бы произошло намного раньше; это очень хорошие и достойные люди; когда жители с других островов, еще не принявшие христианство, увидят это великолепие, они будут поражены, как никогда прежде». «Это и мое намерение, – сказал монсеньор, – плыть на Гран-Канарию и все это показать им [туземцам]».

Глава восемьдесят четвертая О ТОМ, КАК ВЫШЕНАЗВАННЫЙ СЕНЬОР ПРИБЫЛ НА ОСТРОВ ФОРТАВАНТЮР И КАК ДВА КОРОЛЯ И ВЕСЬ НАРОД ВЫШЛИ НАВСТРЕЧУ, ЧТОБЫ ОКАЗАТЬ ЕМУ ВСЕ ПОЧЕСТИ

Итак, монсеньор де Бетанкур покинул остров Ланселот, чтобы отправиться на остров Фортавантюр, взяв с собой всех людей, которых привез <из Нормандии>. Вы бы только посмотрели, какая огромная толпа канарцев собралась на побережье, чтобы встретить своего короля и сеньора; там же находились и оба короля, принявших христианство. Не стоит и говорить, как радовались они вместе с другими <жителями> этой страны. Трудно описать чувства, которые они выказывали соответственно их обычаям и привычкам; все они были просто на небесах от счастья. Сеньор прибыл в Ришрок, который нашел полностью восстановленным; действительно, Жан Ле Куртуа очень много потрудился с того времени, как сеньор отправился в Нормандию, чем очень угодил ему. Оба крещеных короля также пришли представиться ему; он встретил их со всем радушием и пригласил отужинать с ним. Сеньор совсем не знал их языка, но у него был переводчик, говоривший на французском и на местном наречии, вот почему они понимали друг друга. Во время ужина играли музыканты, и от удовольствия, которое короли испытывали, слушая их, они не могли даже есть, от трапезы их отвлекало также сверкание расшитых окетонов, особенно тех пятидесяти четырех, чрезмерно украшенных золотом и серебром, ибо некоторые <из приехавших> стремились перещеголять друг друга, и прежде всего сыновья вассалов нашего сеньора из Гренвиля и Бетанкура. Оба гостя сказали, что, если бы раньше де Бетанкур явился к ним в таком окружении, они давно бы уже подчинились и что только такому королю под силу завоевать еще много других земель. Они называли монсеньора де Бетанкура не иначе как король, ибо таковым его и считали. «Да, – сказал монсеньор де Бетанкур, – я намереваюсь отправиться на Гран-Канарию и выяснить, что это за страна». Жан Ле Куртуа ответил ему: «Монсеньор, это было бы очень хорошо, и мне кажется, что ее жители не будут долго сопротивляться, но нужно сначала с Божьей помощью разведать, где удобнее пристать к острову, и, насколько возможно, изучить его». Ганнибал, присутствовавший там, сказал: «Мне бы хотелось повоевать там и взять хорошую добычу; я уже был там прежде, и мне кажется, что это не столь трудное дело, как о том говорят». На что монсеньор ответил: «Нет, это трудное дело, мне сообщили, что там десять тысяч знатных мужей и они не боятся нас, так что все не так просто. Но чтобы хорошо узнать эту землю, думая о будущем <ее покорении>, надо сначала побывать там хотя бы для того, чтобы выяснить, где причаливать и какими дорогами проходить. И если Богу будет угодно, обязательно явится какой-нибудь добрый правитель из какой-нибудь страны, который подчинит и этот остров и кое-что еще. Да ниспошлет Он нам свою милость!» Монсеньор де Бетанкур продолжал: «Нужно решить, когда я смогу туда отправиться и кого я оставлю здесь; вы же, Жан Ле Куртуа, поедете со мной». «Конечно, монсеньор, – ответил Ле Куртуа, – я очень этому рад». Монсеньор де Бетанкур добавил: «Я оставлю здесь Масио де Бетанкура, чтобы он получше узнал страну, у меня нет намерения отправлять его во Францию, ибо я не хочу, чтобы эта земля осталась без <носителей> имени де Бетанкур и без представителя моего рода». Жан Ле Куртуа сказал еще: «Монсеньор, если Богу угодно, я уеду отсюда с вами, когда вы будете возвращаться во Францию. Я очень плохой супруг, вот уже пять лет, как я не видел моей жены». На самом же деле ничего плохого по отношению к ней он не совершал. Когда монсеньор отужинал, все разошлись по своим делам. На следующий день сеньор отправился в Балтарэ, где окрестил одного канарского младенца, которого назвали Жаном в честь крестного отца. Он приказал доставить в часовню образ Богоматери, церковное облачение, очень красивый молитвенник и два маленьких колокола, каждый весом в сто <ливров