Каналы Марса - [2]

Неприн уронил руки, сцепил пальцы. Лицо его оказалось в тени. Ему сейчас было всё равно, слушает его Лагно или нет. Воспоминания причиняли нестерпимую боль, с которой он не мог оставаться один на один.

— Там пришла к нам любовь. Я не стыжусь вспоминать о ней, хотя я уже женатый стареющий мужчина и у меня взрослые дети. И оттого, что любовь пришла к нам в необычном мире, она и сама была необычной. Чёрное каменное безмолвие приучило нас всегда быть в одной связке. Известно вам, что значит быть в одной связке? — Лагно кивнул. — Едва расставшись с дневным светом, мы превращались в одно целое. Там для нас всё было общим: опасности, восторги…

Однажды среди спелеологов прошёл слух, что в Рмонг-Тау обнаружены следы снежного человека и, значит, где-то в её гротах, возможно, находится стоянка наших древних предков. Была организована экспедиция советских и французских спелеологов, вошли в неё и мы с Аней.

И вот, считая себя наиболее опытными спелеологами, мы опередили наших товарищей. Тут сказалось всё: и честолюбие молодости, и свойственное исследователям нетерпение.

Вначале всё шло хорошо. Но вот путь нам преградила пропасть. Не колеблясь, мы начали спускаться в неё. Да, мы спешили, конечно, мы спешили… Приходилось ли вам спускаться по скользкой отвесной скале в полном мраке? Нужно иметь хорошие нервы. Фонари, закреплённые на наших шлемах, освещали слишком малое пространство, и пропасть оттого казалась бездонной. Первой спускалась Аня, я страховал её. Вдруг она сорвалась и полетела вниз. Я привычно остановил её падение. Аня повисла на верёвке. Я услышал её стон. На мой вопрос: «Что случилось?» — она ответила: «Рука…»

Внешне Неприн оставался спокойным, и только на виске его у самого глаза пульсировала голубенькая жилка. Говорил он ровным и глуховатым голосом.

— Нелепо всё получилось. И страшно… Аня вывихнула руку. Боль сделала её беспомощной. А я стоял на узеньком карнизе, места хватало только для пяток. Когда я сделал попытку подтянуть Аню к себе, то едва не соскользнул в пропасть. Тогда я принялся кричать. За нами шли наши товарищи и французы, я их ждал с минуты на минуту. Но оказалось, что они обнаружили другой коридор, уводящий в сторону от пропасти… Сколько мы так барахтались, сказать невозможно. Я начал выдыхаться, Аня становилась всё тяжелее. Ноги… понимаете, первыми начали отказывать ноги…

Неприн отвернулся, чтобы Лагно не мог видеть его лица, с минуту оставался неподвижным, потом медленно пошёл по узкому пролёту между гидравлических установок. Остановился у одной из них, открыл кран. Наклонившись, пил прямо из струи, шумно и жадно. Когда он возвратился к столу, лицо его было по-прежнему спокойным.

— Чем же всё это кончилось? — спросил Лагно.

— Она перерезала верёвку…

Лагно зябко поёжился. В тишине лаборатории его слуха вдруг коснулось журчание воды, текущей из неплотно прикрытого крана. Оно показалось ему раздражающим. Трагедия Неприна потрясла его, и вместе с тем он испытывал досаду. Подобные истории надолго лишали Лагно душевного равновесия: от природы он был очень чувствительным человеком. Даже самые маленькие неприятности по административной линии или неудачи в исследовательской работе переживал подолгу и болезненно, с трудом приходя в себя. А пока переживал, не мог сосредоточиться, бывал в такие моменты до смешного рассеянным, делал грубые ошибки.

Сейчас он возвращался из командировки с богатейшим материалом, полный самых радужных надежд и планов, и уже досадовал на себя, что сошёл в Перекатовске: термос можно было бы передать и посылкой. Так нет, захотелось повидать известного спелеолога. Сколько теперь будет торчать перед глазами этот облезлый термос!

Алексей Георгиевич нахохлился, ссутулился. Но взгляд невольно возвращался к термосу и к коротенькому «Аня М.», процарапанному на его ржавом боку. Что он хотел там увидеть, какую загадку затаил в себе старый термос? Тревожная и странная мысль толкнула его в сердце с такой же силой, как и слова: «Она перерезала верёвку…» Лагно сделал попытку отмахнуться от неё: время ли размышлять о своих теориях?

— Внизу оказался поток. — Неприн сел, широко расставив ноги и тупо глядя в пол. Его переплетённые пальцы находились в движении, и там, где они приподнимались, оставались на коже белые пятна. — Аню увлекло в узкую расщелину под скалу. Оглушённую падением, с вывихнутой рукой, её, видно, сразу подхватил поток. Не помню, как мне удалось спуститься со стены. Я связал всё верёвки, какие только у меня нашлись, кое-как закрепил конец за обломок скалы и бросился в воду. Мои ожидания не оправдались: меня не вышвырнуло на поверхность по другую сторону стены. Другой стороны попросту не оказалось. Поток убегал куда-то в бесконечность. Я отправился за помощью. В поисках Ани приняли участие наши и французские спелеологи. Но всё было тщетно…

— С тех пор вы оставили спелеологию? — осторожно поинтересовался Лагно. Он хотел спросить, не возвращался ли Неприн в Рмонг-Тау, не пытался ли всё-таки найти выход потока на поверхность. И не решился.

— Нет, — ответил Неприн, — я ещё участвовал в экспедициях, спускался в самые недоступные бездны. И тем прославился. А я просто перестал замечать опасности. После гибели Ани сердце моё окаменело, что ли. Потом, — у Неприна дрогнули губы, — потом я начал страдать галлюцинациями: мне казалось, что где-то неподалёку в подземных лабиринтах бродит Аня, зовёт меня…