Камышовый кот Иван Иванович - [7]

Если девку повенчать —

Будет девка дамою.

Если девку не венчать —

Будет то же самое!..

Вспоминал Ваня и про несчастного сына бывшей председательницы из соседнего рыболовецкого колхоза. «Тоже парень был — всех завидки брали, и красавец, и голова светлая. Думалось матери: кончит он рыбный институт и её сменит. А он там связался с… ну, с этими, которые дурь курят и колются, через них в тюрягу попал да и сгинул…»

…Конечно, Ваня с Тасей тревожились за будущее своей ребятни, — но пока что более радовались за них, нынешних, за всех троих. За то, что каждый из них растёт «наособицу», со своим «узором-норовом». И оба втайне гордились тем, что их «мелкий» тянется к стихам, к премудрости книжной, к земле, растениям и всякой живности…

И потому Брянцевы-старшие резонно и без особых рассуждений передали на руки Феде найденного в плавнях камышово-кошачьего сосунка, несмотря на слабые возражения «мелкого». Да, именно юному травознаю и книгочею предстояло стать главным воспитателем дикого приозёрного найдёныша. Котёнок же не возражал против такого воспитателя, он, котёнок, ещё не соображал, куда, в чей дом и в чьи руки он попал, изъятый из разорённого материнского логова.

Он хотел есть! Он пищал от голода, то затихая, то, наоборот, так громко и жалобно, что и каменное сердце дрогнуло бы. Не то что нежное поэтическое сердце юного жителя деревни Старый Бор… Федя уложил найдёныша на мягкую тряпичную подстилку в старую корзину и начал энергичные поиски пропитания для будущего Ивана Ивановича.

…Между прочим, дети Брянцевых имели хотя и косвенное, но всё-таки явное отношение к тому, что этого камышового котёнка, когда он немного подрос, назвали именно так — Иваном. Причина тут была в их именах. Если б хоть один из двух сыновей Вани был окрещён тоже Иваном, как того страстно хотел их отец, то, несомненно, у спасённого кошачьего сиротки появилось бы другое имя… Ваня Брянцев с самого начала своей супружеской жизни мечтал, чтобы кто-то из его сыновей получил бы имя — нет, не в честь его Вани, а в честь его деда по отцовской линии.

То был Иван! То был, как говорили по всему приозерью, Иван — всем Иванам Иван…

Мужик, ставший легендой в родном краю ещё при жизни. Богатырь, который мало что гнул подковы руками, но прославился во множестве окрестных сёл своей сметкой, истовым трудолюбием, невероятным, фанатическим упорством. И такими урожаями своего поля, такими горами отборной ржи, такими тучными коровами и элитными овечьими стадами, что эти плоды его трудов на скудной нашей северо-западной почве в двадцатые годы побывали на сельхозвыставках и в губернском центре, и в Москве, и в северной столице.

… А в 1931 году Ваниного деда выслали в Сибирь — как кулака, хотя он совсем не противился вступлению в колхоз. Но вот же человек был! — сумел и там стать передовиком на лесоповале, и начальство «продемонстрировало» его одному из тогдашних партийных вождей, приехавшему в лагерь, чтобы убедиться в «перековке людского материала». И добился талабский ссыльный того, что ему разрешили вернуться в родные места.

А перед войной Иван был уже председателем колхоза в Старом Бору. И в сорок первом пошёл добровольцем на фронт вместе с тремя старшими сыновьями, — а всего детей у него была дюжина. Так что можно понять его внука Ваню Брянцева, твёрдо считавшего, что его трое детей — не предел… На фронте Ивана ранило, и он попал в плен. Но исхитрился бежать и несколько месяцев пробирался к родным талабским краям, оккупированным немцами. Там, в сорок третьем, возглавил им же собранный отряд народных мстителей. Несколько недель провёл под «колпаком» СМЕРШа, проходя проверку и каждый день ожидая отправки в уже знакомые ему края сибирские. Но — Бог миловал… И, снова надев солдатскую шинель, дошёл Иван до Вены.

…Вернулся в разорённый войной Старый Бор, и односельчане снова избрали поседевшего, но всё ещё могучего «коренника» своим вожаком. Да недолго довелось ему пожить-потрудиться в мирное время. Весной, через год после Победы, застрял грузовик с семенным зерном в хлябях просёлка. Иван сам, поднатужившись, вытолкнул полуторку из глубокой вешней грязи — да на радостях сам сел за баранку и поехал через луг. И — растворился во взметнувшемся столбе взрыва. Полуторка наткнулась на противотанковую мину, оставшуюся после войны таиться в почве…

Вот таков был дед Иван, в память о котором Ваня Брянцев хотел назвать кого-либо из своих сыновей.

Но первенца окрестили Николаем — в честь Таенного отца. Иначе было бы несправедливо: не будь доброй воли этого крестьянина из Гориц, не бывать бы Тасе женой Вани. Её отец и сказал самое веское слово, разрешив совсем юной дочке выйти замуж за отслужившего в армии парня из соседней деревни. («Рано ей ещё в воз впрягаться да робят нянчить, поступила в училище, так пусть кончит сначала. А у того Ваньки, слышно, ещё до армии десять невест было!» — так говорила будущая Ванина тёща, женщина очень недоверчивая. Однако относительно жениха она была явно не права: на статного и симпатичного Ваню, конечно, заглядывались многие девчата, но ни в каких загулах по этой части он замечен не был…) А вскоре после их свадьбы осколок, засевший в груди Таенного отца во время войны, шевельнулся — и коснулся сердца…