Камуфлет - [5]

Анекдотец вспомнился. Сидят мужики в сортире — и через стенку:

— У тебя бумага есть?

— Не-а. Только карандаш.

Сейчас для памяти набросаем. Тут чем короче, тем лучше.

Сперва главное — «УПРЕЖДЕНИЕ».

Что там дальше? Да, провалы агентов, спросить. Так и запишу: «Провалы —?».

Ещё? Смотреть на перспективу, точно, «2–5 лет». А, да, метро — через толпу, двойной эффект: «метро х 2». И ещё смачное выражение: дальше жопы не видим; так и запишу — «жопа». А ещё? Доллар будет падать: «продать все $». И, ага, Вексельберг, в тисках коротких желаний: «фаберже» и «тиски».

Уместилось на одной страничке.

Оборотка чистая, если что; а то книжка записная в пиджаке осталась, в комнате.

Итак, добыча стреножена. Попалась, теперь не ускакаешь.

В голове, освободившейся от груза, просветлело. Интересно получается. Сидим уже больше часа. При этом он про меня узнал много чего, а я-то о нём? А вдруг это правда? Что у нынешних рыцарей плаща и кинжала на уме лишь карьера? Может, и Белый скурвился? Потрошит меня, а я, наивный дурак, душу изливаю.

Стоп, ты что, охренел? Сам же пригласил, это же Белый. Но против фактов не попрёшь. Да, мне скармливают дельные мысли и метафоры, но о себе-то — молчок. Нехорошо получается. Контрольный вопрос нужен, вот что.

Ого, «Бостон» уже на исходе.

— С облегчением, Костя! Народ готов разврат продолжить?

— Знамо дело. Послушай, а как ты служил там с особой приметой? — я огладил свою причёску. — Парик носил, стригся наголо? Или красился, как Киса Воробьянинов?

— На себе не показывай, Костя. Ладно, открою тайну. Меня посылали туда, где все такие же, — теперь он пригладил белоснежную шевелюру.

Не понял. Но Белый уже со стаканом:

— Слушай, угадай с трёх раз. Что сильнее всего меня удивило, когда вернулся? Не в Союз, а в нынешнюю Россию?

— А долго ты в отлучке-то был?

— Восемь лет.

— Доллары, что они теперь продаются свободно?

— Ответ неверный.

— Преступность, коррупция? Да, Белый?

— Обычное дело.

— Сдаюсь.

— Пиво.

— Не понял. Что сортов стало много?

— Не, как его пьют. Из бутылки, из горлышка. Ты что, не помнишь?

Точно, блин! Пиво найти в Союзе было непросто. Но уж если удалось достать бутылочное, нужны стаканы, и каждому свой. Из горла́ нельзя — ты будешь алкаш, ханыга. Чмо, сказали бы сейчас. И стакашки добываллись нелегко. Одноразовые тогда отсутствовали, зато стеклянные водились в автоматах с газировкой. Если кто нас опережал, тару арендовали в буфете («Четыре чая, только без сахара»).

Да, с бочковым было ещё интересней… Именно Белый научил этому приколу. Опустевшую кружку, прихватив сверху, следовало крутануть на столе — чтобы вертелась долго-долго. И пока она крутится, нужно дойти до буфета — не добежать, а именно дойти! — потом «деньги — товар», и с полной кружкой вернуться, опять же шагом…

— Костя, что ли ты забыл?

— Обижаешь, начальник. Да, из горла́ нехорошо. Это неприлично, негигиенично и несимпатично. Как младенец из соски.

— Если не хуже.

Заржали мы одновременно.

— Давай свою долгоиграющую, — он протянул руку к непочатой бутылке. — Наливай! Ну, за догадливость!

— А как ты думаешь, Костя, почему нынче всё больше из горла́ посасывают? Зачем по-плебейски, когда стаканов предостаточно?

Вопрос интересный. Ведь и правда — существуют вековые традиции. Да и вкусовые ощущения богаче, если пьёшь из толстого стекла — из кружки, из стакана гранёного.

— Теряюсь в догадках.

— Реклама: крутые парни лакают из бутылок. Картинку крутят по ящику. Зачем? Хитрющие дяди сообразили, что из горлышка выпьют больше — вкуса толком не почувствуют, ещё добавят.

Так просто!

— Ничего, — продолжил Белый. — Скоро бардаку этому конец. Мы один проект продвигаем…

Проект? Ну-ну. Ребята, у вас получится, как всегда.

— Расслабься, Костя, времена грубого управления прошли. Теперь имеем кое-что получше, — он помолчал. — Если так легко приучить из бутылок, то… то что?

— То что?

— Настроить на позитив. Методика отработана, меняй знак — и все дела. А чего ты лыбишься?

— Да так. Эсэсэр вспомнил. Вместе с капээсэс.

— Забудь, топорная работа. Упор на затёртые словеса, не учли партийцы силу хороших картинок. И тут американы опередили нас, возьми хоть Шварцеге… Шварге… тьфу ты… Ну, Шварца. Разве Терминатор существует реально? Нет. Но есть, — Белый закатил глаза к потолку, — волшебная сила искусства. Покрутили крутой фильм, да не единожды — и готово: в Терминатора верят больше, чем в губернатора. Что-то меня на поэзию потянуло. Плесни-ка по этому поводу.

— Ну, за искусство!

Хорошо идёт, родная. Ещё бутербродиков сотворим.

В голове зазвенели иронично-задорные ритмы из «Высокого блондина». Композитора забыл, фамилия молдавская. Или румынская?

— Да, хорошо пошла, — Белый прожевал огурец и уставился на меня. — Так мы о чём?

— Американцы. Телевизор. Терминатор. Губернатор. Поэзия. Искусство. Хорошо пошла.

— Молодец, — он хмыкнул, — отслеживаешь. Несмотря на, — он постучал ногтем по бутылке, — и даже вопреки. Смотри, что ещё америкосы удумали. У них ведь толстяков больше, чем в любой стране, вместе взятой.

— Да уж…

— А полному двигаться трудно, ему попа мешает. Столько лет призывали там граждан пошевеливаться, а результат нулевой. Пока не сообразили…