Камикадзе. Идущие на смерть - [2]

Вспомнят этот Новый год погодки Кадзума черной, с набегающими ливнями ночью, лежа без сна на узких офицерских койках, в тесной, с металлическими стенами каюте линкора, лежа и слушая, как глухо гудят гребные валы и как стучит, перекликается голосами дежурных и вахтенных матросов, щелканьем сандалий в коридоре, тонким пением электрических приборов огромный, несущийся сквозь тьму навстречу своей гибели корабль.

В тот год адмирал отсутствовал как никогда долго. «Итисима», — вежливо склонив голову, отвечала мать, если ее спрашивали, где служит теперь ее муж. «Итисима», — ответили в один голос братья, когда учитель в школе, подняв их, подобострастно спросил перед всем классом, где сейчас изволит плавать их отец. «Итисима» — это могло ничего не значить, могло быть шифром, условным наименованием вроде номера полевой почты, но учитель, осклабившись, поздравил класс с тем, что в нем есть сыновья человека, который в это трудное для страны время находится в одном из самых важных для Японии мест.

— Итисима, — недовольно повторил как-то матери отец, она писала кисточкой на розоватой бумаге письмо младшей сестре, а та уже несколько раз спрашивала, почему так редко бывает дома уважаемый Кадзума-сан и не трудно ли одной женщине растить из двух непокорных мальчишек стойких, заслуживающих военной карьеры солдат. — Итисима, — повторил он, закрывая глаза, и, засыпая, увидел коричневые отвесные скалы, узкие, пробитые в них туннели, стальные, навешанные на устья туннелей ворота, часовых на скалах, а внизу, в узкой длинной бухте, частокол из бамбука.

Он был старшим морским начальником на острове, и последнее слово во всех случаях принадлежало ему. Скалы, бухта, в глубине завод, верфь, бамбуковая стена. Поверх нее колючая проволока, над строящимися кораблями натянута маскировочная, с коричневыми и желтыми пятнами, сеть. Корпус недостроенного корабля, орудийные щиты, склад, в нем цепи, тросы, леерные стойки.

Это произошло осенью. Случился шторм, через линию дозора — в ней стояло пять катеров — пронесло кавасаки с рыбаками. Дождевые заряды шли один за другим; лодку обнаружили уже около самой верфи. Желтые волны шли на берег рядами. И среди них маленький рыбацкий бот. Часть бамбуковой стены была повалена ветром, корпус линкора они не могли не видеть. Они все равно ничего не могли понять, это были всего лишь неграмотные рыбаки. Но Кадзума сказал: «Вы думаете, у американцев или у русских нет людей, которые умеют хорошо разыгрывать из себя неграмотных?» Кто-то возразил: «У них на руках мозоли. Это мозоли рыбаков. Их с малых лет приучают помогать отцам тянуть сети». Он приказал их расстрелять.

В начале года на Итисима привели списанный грузовой пароход.

— Его назначение вам сообщат потом, — передали из Главного штаба.

Следом за пароходом появилась комиссия — адмирал, старше Кадзумы по званию, несколько молчаливых гражданских лиц — инженеры, и какой-то пожилой старший лейтенант. Его поселили отдельно от всех.

Последним привезли секретный груз. Он лежал на корме эсминца, плотно прикрытый брезентовым чехлом. Два солдата с винтовками отгоняли всякого, кто пытался приблизиться к нему.

Груз подняли краном и спустили на воду. Брезентовый чехол закачался, по-прежнему вызывая разговоры — что под ним?

Комиссия торопилась. Уже на следующий день пароход вывели из бухты и поставили на якорь. Всех людей с причалов и с берега приказали убрать.

— Никто не должен видеть того, что произойдет здесь, — сказал приехавший адмирал.

Кадзума стоял на сигнальном посту рядом с ним. Позади жалась кучка инженеров. Из нескольких коротких фраз, которыми обменялись они, Кадзума понял — сейчас будут испытывать построенное ими новое оружие.

Груз отвели от берега и расчехлили. Открылось что-то похожее на маленькую подводную лодку: длинный корпус, две врезанные в палубу, прикрытые козырьками, кабины, два винта, рули глубины.

Инженеры спустились с поста, шлюпкой их отвезли к снаряду, они начали готовить его. Снаряд задрожал — заработал мотор — все покинули его. Адмирал подал знак, странная лодка двинулась с места.

Позади Кадзумы стоял старший лейтенант. Когда лодка дала ход, он вздрогнул и подался вперед.

Лодка шла, едва возвышаясь над водой. Частые волны, разбиваясь о нос, заливали пустые кабинки.

— Вы будете плыть на глубине не меньше десяти метров, — сказал, не поворачивая головы, адмирал старшему лейтенанту.

Снаряд приблизился к пароходу. Пришедшие с океана волны то скрывали его, то снова открывали. Последняя сотня метров… Снаряд ударился о борт, пароход вздрогнул, черный, красный шар выскочил из-под воды, пароход накренился, повалился набок и стремительно исчез.

— Отличная работа, — сказал адмирал. — Я поздравляю вас, Куамото, гордитесь: вы будете первым.

«Итак, это не подводная лодка, а торпеда, управляемая человеком, и этот Куамото займет место в одной из кабинок», — понял Кадзума.

Адмирал и его свита уже торопливо покидали пост.

Когда Нефедову сказали в отделе кадров: «Пойдете штурманом дивизиона в бригаду торпедных катеров», — он спросил:

— Где это?

— Неподалеку, в бухте Гомера.

О такой бухте он ничего не знал. В Приморье во Владивосток приехал всего неделю назад. «Кто их так назвал — Улисс, Гомера, Патрокл? Откуда эти греческие названия? Наверно, потому, что давали их еще в прошлом веке».