Камешек в небе. Звезды как пыль - [8]

Далее. Существовали варварские миры Офиучуса, которые ортодоксальное учение классифицировало как образцы примитивного человечества, не поднявшегося еще до стадии межзвездных путешествий.

Каждый учебник использовал эти миры в качестве лучшего доказательства теории Мержеба, то есть того, что человечество является естественной вершиной эволюции любого мира, основанного на водно-кислородной химии с определенной интенсивностью температуры и гравитации, того, что каждый независимый виток в развитии человечества на одной планете может влиять на жизнь другой планеты, того, что с началом межзвездных перелетов такое влияние имело место.

Алварден тем не менее открыл следы ранней цивилизации, предшествовавшей эпохе офиучусанского варварства тысячелетней давности, показал, что эти ранние данные несут в себе следы межзвездных путешествий. Заключительным аккордом явился вывод ученого о том, что Человек мигрировал по Галактике, согласно новой теории, в уже цивилизованном состоянии.

Именно после этого «Ж. Г. А. О.» (таково было профессиональное сокращенное названия журнала) решил напечатать диссертацию Алвардена, написанную им десять лет назад.

А теперь разработка любимой теории привела Алвардена на планету, возможно, наименее значительную в Империи, — на Землю.

Алварден приземлился на том единственном участке Земли, что принадлежал Империи. Он был расположен на высоком плато к северу от Гималаев. Здесь, где радиоактивности не было ни теперь, ни раньше, сохранилось сооружение, не имеющее никакого отношения к земной архитектуре. По сути дела оно было копией вице-королевского дворца, детища более удачливых миров. Для комфорта на плато была сотворена мягкая пышная почва.

Стоимость энергии, затраченной на преобразование плато, была ужасающей по земным масштабам, но являлась мизерной для соответственных ресурсов десятков миллионов планет, чье число постоянно увеличивалось. (Было вычислено, что в 827 год галактической эры в среднем 50 новых планет каждый день достигали достоинства провинциального статуса, а подобного положения можно добиться при условии, что население планеты составляло не менее пяти миллионов.)

В этом месте на Земле правил Прокуратор Земли. И иногда, среди искусственной роскоши, он мог забыть о том, что был Прокуратором всего лишь крысиной норы, но всегда помнил, что он аристократ, происходивший из не очень древней, но пользовавшейся большим уважением семьи.

Его жена, пожалуй, гораздо реже Подвергалась подобному заблуждению, особенно в те моменты, когда, поднявшись на поросший травой холм, она могла видеть на расстоянии резкую, неровную линию, отделявшую эту область от яростной дикости Земли. И тогда ни цветные фонтаны, люминесцирующие в темноте с помощью холодного жидкого пламени, ни идиллические рощи не могли соперничать с сознанием того, что это окраина.

Так что, возможно, Алварден был принят здесь более тепло, чем мог на то рассчитывать. В конце концов, для Прокуратора Алварден был дыханием Империи, космоса, свободы.

А Алварден, в свою очередь, нашел здесь много такого, чем можно было восхищаться.

Он сказал:

— Хорошо сделано, и со вкусом. Удивительно, что дыхание центральной культуры достигает даже таких отдаленных уголков, как этот, лорд Энниус.

Энниус улыбнулся.

— Боюсь, что гораздо приятнее посещать здешний прокураторский дом, чем жить в нем. Он — не более, как пустая оболочка, приятно позванивающая от прикосновения к нему. Подумайте о том, что мы располагаем здесь только такими случайными гостями, как вы, и это все, что может дать нам центральная культура. Думаю, этого едва ли достаточно.

Они сидели в беседке, наблюдая за уходящим солнцем, окрашивающим горизонт в пурпур. Воздух был тяжелым от запахов цветов и трав, и казалось, что любое движение в нем может быть сделано только с усилием.

Конечно же, для Прокуратора было неудобно выказывать слишком большое любопытство относительно намерений гостя, но следовало ведь принимать во внимание изолированность этого мира от всей Империи.

Энниус сказал:

— Вы планируете остаться здесь на некоторое время, доктор Алварден?

— На этот вопрос, лорд Энниус, мне трудно ответить с точностью. Я прибыл раньше остальных членов экспедиции с тем, чтобы самому ознакомиться с Землей, с ее культурой и выполнить необходимые формальности. Например, я должен получить от вас официальное разрешение на разбивку лагеря в необходимых местах, и тому подобное.

— О, конечно, конечно! Но когда вы начнете раскопки, что, собственно, вы ожидаете найти на этой жалкой горстке булыжников?

— Я надеюсь, все пойдет хорошо и мы сможем основать лагерь через несколько месяцев. Что же касается этого мира… должен сказать, это что угодно, но только не несчастная горстка булыжников. Он — единственный в своем роде во всей Галактике.

— Единственный? — недоверчиво переспросил Прокуратор. — Вовсе нет! Это очень обычный мир. Его можно было бы назвать хлевом мира или ужасной дырой мира, или другими малоэстетичными определениями, какие только можно придумать. Однако, при всей своей великолепной тошнотворности, он не может достичь некоей оригинальности в своей грубости и остается обычным грубым и примитивным миром.