Камероны - [79]

– Вы когда-нибудь спускались в шахту?

– Нет. А что, мистер Уэстуотер умеет писать книги и потому так удачно торгует ими?

Это рассмешило его.

– Умно, – сказал он. – Чертовски умный ответ. Я бы сказал, за это надо выпить. Не составите мне компанию – может, пригубите вишневки?

Ага, подумала Мэгги, вот оно, вот слабое место, роковая страстишка, коль скоро человек начинает пить уже в субботний полдень!.. Отлично. Она никогда прежде не пробовала вишневки, но тут решила вьшить, чтобы поощрить его. Все шло отлично. Мистер Огилви откинулся в кресле и поставил рюмочку с вишневкой на кипу невскрытых конвертов с заказами или счетами – в воздух взвилось облачко пыли.

– М-да, – вздохнул он. Казалось, он был очень доволен и собой и тем, как все складывалось. – Если бы миссис Огилви видела, как я выпиваю у себя в кабинете с дамой, и притом хорошенькой… Она у меня страсть какая ревнивая.

Было бы кого ревновать, подумала Мэгги, но промолчала.

– Да, уж это точно: если вы займетесь нашим делом, то будете самым красивым торговцем шахтным оборудованием.

Еще одна страстишка, подметила Мэгги. Возможно, он еще и принимает настойку опия, а то и капли от кашля на морфии.

– Вы не возражаете, если я закурю? – спросил он. – Так приятно затянуться сигарой, когда пьешь вишневку. – Он налил себе еще рюмочку. И с наслаждением, как она отметила, понюхал сигару. «Еще и это!» – подумала она. Теперь она была уверена, что, прежде чем они подпишут какую-либо бумагу, он непременно предложит ей побаловаться в постели, и поймала себя на том, что взвешивает, как далеко готова она зайти.

Они поочередно то наступали, то парировали выпад собеседника, потягивая вишневку – в основном занимался этим мистер Огилви, – и, когда в бутылке оставалось меньше половины, подошли наконец к делу. Предложение было весьма необычное. Группа Камерона согласна платить мистеру Огилви по двадцать фунтов в год на протяжении всей его жизни или до тех пор, пока он будет оставаться во главе предприятия, в обмен на опцион, дающий право на приобретение дела за 300 фунтов у его наследников или у него самого, если он пожелает уйти на покой.

– Значит, вы сейчас, не сходя с места, заявляете, что, если я проживу еще двадцать лет (она была уверена, что он назовет именно эту цифру), вы готовы заплатить мне четыреста фунтов только ради того, чтобы иметь право перекупить мое дело за триста}…

Мэгги кивнула и отпила глоток вишневки. А сама подумала: «Ему сильно повезет, если он дотянет до конца зимы». И налила ему еще рюмочку.

– Теперь мне ясно, почему женщины не занимаются делами, – оказал мистер Огилви. – Посмотрел бы кто-нибудь сейчас на вас, сказал бы, что вы рехнулись. А я так всегда говорю, что место женщины в постели… м-м… в доме, – поправился он. Он бы наверняка покраснел, подумала Мэгги, если бы у него было достаточно крови в жилах. Сейчас же он лишь пошуршал бумагами.

– Дайте мне еще немного времени, чтобы подумать, – сказал мистер Огилви.

Никакое время ему не нужно – Мэгги это прекрасно понимала, – просто ему хотелось иметь повод снова встретиться с ней. Такова цена, которую ей придется заплатить, – помимо грошей из копилки. И выполнить это ей будет куда легче, чем отдать деньги.

Он вывел ее на улицу. Стекло в витрине, где лежали насосы, которыми он торговал, было покрыто таким толстым слоем пыли, что снаружи ничего нельзя было рассмотреть. Мэгги почувствовала, как рот ее, словно в предвкушении лакомства, наполнился слюной при одной мысли о том, какие она произведет тут изменения, чтобы вернуть к жизни умирающее дело. И пока он целовал ее руку и с излишней многозначительностью пожимал ее пальцы, она думала о том, что в магазине, выходящем на улицу, можно устроить выставку оборудования, лежащего на складе, а в конторе, где они находились, [можно вести бухгалтерию. Под открытым небом, при ярком свете дня, мистер Огилви выглядел ужасно – в нем было что-то напоминавшее улитку: большие, прикрытые тяжелыми веками, слезящиеся глаза, мешки под ними, глубокие морщины, прорезавшие лицо и делавшие его похожим на створку раковины. Да, конечно, это риск, она понимала это, но, глядя на мистера Огилви при ярком свете, подумала, что не такой уж и большой риск.

Недели через две-три он зашел далеко – слишком далеко, как она и ожидала, – и руки его очутились там, где не имели права быть, и тут она заарканила его. Мистер Огилви подписал бумагу, и она выдала ему пять фунтов за квартал. На опционе стояли обе их фамилии, и бумага уже лежала у нее на груди под платьем. Теперь содержимое копилки приобрело цель – назад пути не было. Камероны уже сделали шаг вверх и пойдут дальше, хотя восхождение может быть долгим. Но они выберутся.

Вот почему Мэгги так вела себя, когда Сэм в очередной раз ничего не положил в копилку. У них появилась цель, и, хотя никаких отступлений от жертвоприношения копилке и раньше не допускалось, теперь даже мысль о такой возможности была исключена. Деньги должны поступать в копилку. Мэгги чуть не выгнала сына из дома, но, вовремя спохватившись, что потеряет тогда еще больше, взяла себя в руки. Один только Сэнди Боун, получивший работу на подъемнике, имел представление о том, что творилось с Сэмом. По утрам он опускал его в шахту вместе с другими углекопами, а в следующей клети поднимал наверх. По вечерам, перед самым концом смены, он снова опускал Сэма под землю и через четверть часа поднимал его вместе с теми, кто закончил работу.