Каменный пояс, 1977 - [110]

Себя увереннее

                       чувствую,

Когда со мною ты,

                           Урал.

Лирический герой книги стихов «Объяснение в любви» («Современник», 1975), переживший все ужасы войны и горечь утрат, трудности послевоенных лет, сумел сохранить в себе свежесть и чистоту чувств, благородство души. «Объяснение в любви» — это объяснение близкому другу в самом дорогом, самом сокровенном…

В серии журнала «Огонек» в этом году, к 60-летию поэта, вышел сборник «Лицо души».

Поэт верен своей теме.

Я прочитал у Горького когда-то:

«Лицо души», — прекрасные слова.

…Лицо души собрата и солдата

Я видел и в минуты торжества,

В сиянии победного салюта,

И в молниях разрывов фронтовых,

И в светлые, и в темные минуты…

Лицо души погибших и живых —

Оно живет в их песнях и деяньях,

Победных лет в сиянье и красе.

В каких — не помним — были одеяньях,

В каких сраженьях — это помним все.

…Тараненное времени ветрами,

В морщинах

                  у ровесника чело.

Трагически стареют ветераны —

Лицо души, как в юности, светло!..

«Стихи Львова верно и ярко отражают мужественный путь поколения, к которому принадлежит поэт, они проникнуты острым чувством современности, темпераментны и гражданственны», —

писал о творчестве нашего земляка большой мастер слова Леонид Соболев.

…Пока

          я

            Время

                     воспеваю

И дальше

              воспевать хочу,

Пока

       я буду с ним считаться,

И наполняться буду

                              им —

Могу

       поэтом я считаться,

Могу

       считаться

                     я живым».

Эти слова, пронизанные мудростью сердца, сказаны несколько лет назад. Но с полным правом автор может повторить их и сегодня, и завтра.

* * *

В стеклянно-морозном воздухе, словно запоздалый гром, прокатился грохот пролетавшего над Переделкино реактивного лайнера. Октябрьское стылое небо прочертила густая белесая полоса. Михаил Давыдович запрокинул голову, посмотрел вслед самолету.

— Вот так и годы наши, — заметил с грустью. — Уж не как птицы, а как реактивные лайнеры. Улетают все быстрей и быстрей. И безвозвратно. У людей моего возраста все больше остается там, позади, и все меньше — впереди. Что сделаешь? Это неотвратимо. Но ведь сколько еще надо успеть? Сейчас работаю, как никогда. Порой по пятнадцать часов — суток не хватает.

Пишу о погибших, о ветеранах. Эта тема приходит сама, как боль. Я уже писал как-то, что живу и работаю как бы между двумя полюсами: Прошлым и Настоящим, Воспоминаниями и Действительностью. Нам, поэтам, нельзя демобилизоваться, выключаться из жизни, думать, что наконец-то настала пора отдыха…

Я еще в долгу перед теми, кого уже нет в живых, — Михаил Давыдович отвернулся, помолчал. — Помнишь, я читал тебе стихи, посвященные разведчику Саше Ярошенко, — он погиб от пули немецкого снайпера. Так вот Саша говорил: «Ежели меня фриц убьет, это одно… А вам погибать никак нельзя. Вы еще должны рассказать нашим детям и внукам о всех павших, обо всей этой войне…»

Голос Львова дрогнул.

— Мне довелось побывать в Италии и познакомиться с работами великого художника Беато Анжелико. Меня поразило: он писал свои полотна на коленях и плакал. Так по-святому относился к своей теме…

О нашем огненном поколении — о тех, кто не вернулся с полей сражений, и тех, кто чудом остался в живых, — надо писать с таким же священным трепетом!..

ГАЛИНА ЗАТЕВАХИНА САТИРА СЛУЖИТ РЕВОЛЮЦИИ

Вместо пана и вельможи

Шляпы и пальто висят,

Их владельцы в шумном зале,

Аплодируя, сидят.

Меж фуражкой и шнурами

Генеральских эполет

Нету головы… как жалко,

Что ее меж ними нет!

(Юлиан Тувим. «Ярмарка рифм». Сатирические стихи).

Существуют исторические события — Парижская коммуна, социалистическая революция в России, борьба испанских республиканцев с фашизмом, которые становятся святынями для человечества, привлекают в число своих участников сыновей разных стран — людей наиболее чистых, прекрасных, одухотворенных, мужественных.

Одним из них был пламенный революционер, талантливый польско-советский писатель Бруно Ясенский, автор романов «Я жгу Париж», «Человек меняет кожу», «Заговор равнодушных», пьесы-гротеска «Бал манекенов».

Естественно, что творческое содружество польской бригады во главе с одним из ведущих польских режиссеров, лауреатом Государственной премии Польши 1976 года Ежи Яроцким, при участии художника Ежи Коварского, композитора Станислава Радвана и группы Челябинского драматического театра состоялось на основе пьесы Б. Ясенского «Бал манекенов». В программе третьего фестиваля польской драматургии в СССР «Бал манекенов» Б. Ясенского занимает особое место. И это не случайно.

«Бал манекенов» — произведение, имеющее широкий философский, социальный, нравственный и политический диапазон. Пьеса очень необычная по композиции, структуре (монтажна, включает 34 явления). По жанру — это сатира в стиле фантазии, направленной острием против буржуазии и предательства социал-демократических лидеров. Стиль спектакля, созданного Ежи Яроцким, — это стиль памфлетного балагана, фарса, сценического гротеска, острой сатиры.

Сатира — крайняя и высшая форма критики, отрицания. И в данном случае в спектакле драматического театра отрицаются объединяющие буржуазную элиту и предателей рабочей политической бюрократии продажность, хищничество, демагогия, безнравственность, цинизм и поразительная убогость, одномерность, узость этих людей-манекенов.