Каменный пояс, 1974 - [40]
— Рад, рад за вас.
Нетрудно по интонациям голоса понять, как человек относится к тому, с кем говорит…
Секретарь обкома был всегда ровен и сдержан, и если сейчас выказал свое отношение к нему, Ивану Ефимовичу, то, видимо, считал необходимым.
— Ну, а как вы думаете сработать в новом году?
Лаптев ждал такого вопроса.
— Мы взяли обязательство продать государству пятьдесят пять тысяч центнеров мяса.
— Пятьдесят пять? — В голосе секретаря обкома удивление. — Ну что ж, замечательно! Вы выходите в число крупных хозяйств. Такого количества мяса хватит на целый год населению довольно большого города.
— Откормить свиней не так уж трудно, Николай Николаевич, было бы достаточно хороших кормов. В следующем году мы расширим площадь под зерновые. И думаем увеличить урожайность не меньше чем на четыре центнера с гектара. Так наметили. Надеемся, что область немножко поможет нам с комбикормами.
В трубке послышался тяжелый вздох, и Лаптев добавил торопливо:
— Пока… Только на тот год. И немного. А потом не потребуется, потом не будем просить.
— Я приеду к вам дня через три. Захвачу с собой кое-кого из специалистов. Посмотрим на месте, как и что…
Значит, он в чем-то сомневается.
«Ну что ж, приезжайте, будем рады».
— Все это мы обсудили на экономическом совещании. Определили даже то, когда, откуда и на каких машинах будем отвозить свиней.
«Даже! Мальчишка-хвастунишка, будь ты к черту!», — поморщился Лаптев. Но слова улетели, и «их не пымаешь», как говорил Митька. Иван Ефимович сердился, когда ему не доверяли, и мог при этом сказать не те или не совсем те слова, которые хотел бы.
Из трубки вновь послышался далекий голос:
— Посоветуемся… И специалистам у вас побывать полезно.
«Нет, не сомневается».
Позвонила Татьяна Максимовна Нарбутовских.
Он всегда с удовольствием слушал ее. Сам не знает, отчего выработался у него полушутливый тон разговора с ней, а это и к его характеру вроде бы не подходило, и как директору ему ни к чему.
— Ну что там у вас?.. — неопределенно спросил он.
— Опорос идет. Вовсю!
— В домиках?
— Да!
— И как? — уже с некоторым беспокойством спросил он.
— Приезжайте, посмотрите!
В Травное Лаптев прибыл в конце рабочего дня и, пока они беседовали с Татьяной Максимовной и добирались на газике по кривой заснеженной дороге до летних дачек, совсем стемнело. Газик то и дело застревал в сугробах, мотор надсадно выл и заглушал тоскливо-протяжный свист пурги, так частой в этих местах. В синеватом мечущемся свете фар кружила, тряслась, плясала и неслась куда-то тяжелая, густая, бесконечная снеговая завеса. И Лаптев подумал, что, пожалуй, надо побыстрей возвращаться в деревню, неподходящее время для поездок. Он ездил без шофера, научившись водить машину еще в давние годы.
Как все же здорово изменилась Татьяна Максимовна за последнее время; голос ее стал уверенней, а сама — солидней, собранней. Да и у Лаптева уже нет той прежней раздраженности, которая так пугала его и которую он старался всеми силами сдерживать в себе.
Ему порядком надоели тряски, сугробы, и он с радостью услышал голос Татьяны Максимовны:
— Немножко правее, Здесь вот!.. Видите?
Лаптев остановил машину и вышел из кабины.
Казалось, пурга воет и свистит сильнее всего здесь вот, возле них, и снег несется только сюда, сюда, на людей, на машину, но это только казалось. Пурга шла с севера сплошняком, бесконечно. Воздух был плотен, тяжел, будто и не воздух, а какая-то жидкая, густая масса, таким он ощущался и в холодной машине, почти не защищаемой истрепанным тентом…
Что же сказала Татьяна Максимовна, — видите? Нет, он ничего не видел в этой мешанине тьмы, снега и ветра. Только едва-едва проглядывали бугорки домиков-дачек, похожие на сугробы…
Татьяна Максимовна нырнула во тьму и почти тотчас вернулась, сунув Лаптеву в руки горячий, живой комочек:
— Вот он какой хороший, проворный да мягонький! Кричи, кричи!..
Яков Вохменцев
СОЛНЦЕ НАД ТОБОЛОМ
Стихотворение
Николай Година
ЭТО КРАСНОЕ НА СИНЕМ…
Стихотворение
Геннадий Устюжанин
МЫ СЛУШАЕМ ПОЛЕ
Вспоминаю дедушку Егора из колхоза «Верный путь», где в пятидесятые годы я начал свою трудовую биографию колхозным агрономом. Дедушка Егор даже летом, когда выходил погреться на солнышке, одевал пимы и полушубок. Сядет, бывало, на завалинку, упрется в палку, пригреется, закроет глаза — и будто заснул.
