Каменный ангел - [63]

Этим я, несомненно, задела Лотти за живое, но, побив противницу ее же оружием, я лишь отомстила ей за то, как она говорила о моем сыне и муже. Она обмахнулась журналом, как веером, и протянула усыпанную сапфирами кисть за моей чашкой.

— Подлить тебе чаю, Агарь?

— Да, спасибо. Арлин у тебя красавица. Чудесные волосы.

Лотти расслабилась:

— Что есть, то есть. Ей повезло родиться натуральной блондинкой с медовым оттенком. И кудри у нее свои. Пока она была маленькой, мне приходилось каждый вечер проводить расческой по ее волосам сотни раз.

Она так и сияла гордостью — этакая пава, родительница королевы, мамаша красавицы Рапунцель. Она вдруг улыбнулась мне так душевно, что я почти передумала делать следующее замечание. Но шанс был слишком хорош, и грех было его упускать — второго могло и не быть.

— Она непохожа ни на тебя, ни на Телфорда, — сказала я. — В кого она пошла?

— В мать Телфорда, — произнесла Лотти голосом, холодным, как свет полярной звезды.

Довольная, я вежливо допила чай.

— Я совершенно ничего не имею против того, чтобы они поженились в будущем, — наконец сказала я. — Только думаю, им не нужно этого делать сейчас. Ведь у них нет ни гроша.

— Мы с Телфордом тоже так считаем. Им бы подождать, пока все уладится и средства появятся, заодно и проверят, серьезны ли их чувства.

Я кивнула:

— Они совершат роковую ошибку, если поженятся впопыхах, а потом поймут, что это было всего лишь наваждение. Знаю по себе.

Теперь я могла позволить себе такую подачку.

— Да уж, — сочувственно сказала Лотти.

— И все же главный повод для тревоги — это деньги, — добавила я.

Я говорила серьезно. Произнося эти слова, я почти забыла о Лотти. Я думала об этой парочке и представляла, как они живут на пособия, возможно, уже с детьми, и как я, повинуясь голосу долга, отправляю им все, что могу, но денег все равно не хватает. Я представляла их с целым выводком детей — таких же, как отпрыски Джесс, вечно сопливых, в приспущенных штанах не по размеру, ношенных уже не одним поколением. Мысль была невыносимой. По сравнению с этим остальное не имело значения — мне больно было думать о том, через что я прошла, чтобы увезти Джона как раз от такой жизни. Я вспомнила этот запах, эту ломоту в костях, эту серую мыльную накипь на жестяных тазах.

Посмотрев на Лотти, я увидела в ее глазах тот же страх.

— Агарь… А вдруг у них родятся дети? У нас с Телфордом… ты не поверишь, но у нас почти нет сбережений. Мы просто не сможем…

— И я не смогу, — сказала я. — Не знаю, Лотти. Страшно подумать, что это будет.

— Она — самое дорогое, что у меня есть, — продолжала Лотти. — Дороже ее никого нет. До ее рождения я потеряла двоих детей. Она для меня — всё. Ты не понимаешь…

И тогда я все поняла и прокляла себя за недавнюю жестокость, за то, что думала только о себе.

— И он мне дороже всех, — сказала я. — Только и живешь надеждой, что все будет хорошо, а когда все наперекосяк, то и не знаешь, как такое вынести.

Она кивнула, а потом мы посидели в тишине. Это было странное ощущение: всю жизнь мы считались друзьями, если можно так выразиться, но лишь сейчас впервые испытали друг к другу теплые чувства. Так и сидели там, среди салфеток и чашек, две толстые пожилые женщины, которым пришлось оставить выяснение отношений и объединиться в неравной борьбе с Богом и судьбой.

— У Телфорда есть кузина на Востоке — она всегда звала Арлин в гости, — сказала Лотти. — Думаю, она бы согласилась поехать, если бы ей нашли там работенку или хоть приплачивали за работу по дому — дом у Каролины огромный, а служанку она больше не держит. Напишу-ка я ей сегодня.

— Да, мысль хорошая, — согласилась я. — И пусть предложение делает сама Каролина.

— Само собой, — сказала Лотти.

Мы поболтали о том о сем, о старых временах, об общих знакомых. Затем из каких-то неведомых глубин моей памяти вдруг всплыла картинка из прошлого. Я не могла не заговорить об этом.

— А помнишь тех цыплят на помойке, Лотти, когда мы были еще маленькими? Я всегда удивлялась, как ты смогла. Последнее время я об этом подзабыла, но раньше меня всегда мучил вопрос: ты, наверное, гордилась таким поступком?

— Цыплята? — смеясь, удивилась Лотти. — Не припоминаю такого.

В следующий месяц все шло по-старому, Арлин почти все время была у нас, чем страшно меня раздражала.

— Она что, будет приходить сюда каждый Божий день? — не выдержав, спросила я у Джона.

— Если тебе это так не нравится, — гневно ответил он, — я не буду ее приводить сюда вообще. Тебя это устроит?

— Да, устроит, — сказала я. — Очень даже устроит.

Зачем я так сказала? Как только это слетело с моих губ, я об этом пожалела. Но брать слова обратно считала ниже своего достоинства.

Весь этот долгий месяц, когда над пожелтевшими утесами, словно мираж, стояло марево, а дьявольский ветер выжигал скудную траву и опустошал поля, эти двое ютились в канавах и на пыльных обочинах дорог, где даже сорняки давно выгорели и засохли. Я так и не узнала, куда они уходили, где устраивали себе временное ложе и что им довелось познать за это время.

Я вздрагиваю и прихожу в себя. В одной руке я держу клок сырого мха, а у моих ног горбится слепой слизень, пытаясь залезть на мою туфлю. Что на меня нашло? Похоже, я сижу на этом упавшем дереве целую вечность. В лесу стало холодно. Я голодна, близится ночь.