— Давай, Завр, я помогу тебе вытрясти этот красивый и дорогой ковер. Разомнусь малость. В толк не возьму — ты его бьешь или он тебя… Дорогая вещь. Давно приобрел?
— Это Дина…
— За твои деньги. Кто твоя Дина?
— Тебе-то что?
— Интересно просто, мы же с тобой работаем вместе, да и живем рядом.
— Сейчас она дома сидит. Мы отважились маленького завести. Вынашивает. А работала дежурной в конторе Пора.
— Не шибко, дружок, а коврики вон какие покупает…
— Это отец ее когда-то… — сердито перебил его Завр.
А Эрг распалился, размахивал руками, а хвостом от волнения выбивал на дороге барабанную дробь.
— Чего ты нервничаешь?
— А ты всегда спокоен? Тебе, вижу, в пору святым быть — образцовое спокойствие и самообладание. У тебя идиллия? Знаю я эти идиллии!
— Оставь меня в покое, Эрг. Мы с тобою не лучше их.
— Что? Дурной ты! Детей просто жаль! У меня их трое!
— Я понимаю тебя… Наши жены малость тщедушны…
— Что? Пошел ты ко всем чертям, если так думаешь! Это слабость хищника, паразита! Это тщедушность гангстера!
— Послушай, Эрг, чего ты так горячишься?.. Захотел помочь мне — спасибо. А я давай помогу тебе отнести домой твою огромную сумку. И… разреши мне немного поспать в твоем кабинете… Ладно? А ты можешь отдохнуть у меня. Я сегодня ужасно устал…
— Устал оттого, что не знаешь, зачем живешь, — уже спокойнее пробурчал Эрг.
— А ты знаешь?
— Знаю… Но, понимаешь ли, всему этому никак не подберу словесного выражения… Знаешь, почему солнце всходит и светит, к чему каждый твой шаг, а потом вдруг вроде бы ничего не знаешь… Понимаешь меня? — Голос Эрга стал удивительно умиленным, даже не верилось, что минуту назад он раздраженно кричал.
— Понимаю… Так можно я отдохну у тебя?
Эрг посмотрел на Завра сосредоточенно и ответил, чеканя каждое слово:
— Не советую. Твоя вынашивает, ей нужен абсолютный покой. Да и меня ждут дома, — и похлопал фамильярно Завра по шее.
Завр смотрел вслед Эргу, растворявшемуся в сумерках, и стало ему очень грустно, и не имела та грусть никакого словесного выражения. И показалось ему вдруг, что он уменьшился, совсем на немножко, но уменьшился, и чувство это обрадовало его, припомнились крылатые слова Кверкуса Девятнадцатого:
«Каждый наш шаг приспособления приводит к совершенству и, следовательно, должен приводить к нашему измельчанию. Это должно нас только радовать. Будущее — перед мелкими видами. Даже если мы станем мыслящими блошками, мы будем жить, а другие исчезнут. Большими в этом мире могут быть только самолеты и танки. Наши самолеты и танки!»
— Послушайте, уважаемые коллеги: святой Макарий сказал однажды:
«Дьявол, мне досадно, что не могу одолеть тебя. Я все делаю, что и ты делаешь. Ты постишься, и я не ем. Ты не спишь, и я глаз не смыкаю. В одном лишь я уступаю тебе — в покорности».
— Давай, пиши, а не то на экзаменах он тебе…
— Обойдусь без его святого Макария. Жаль, что Светка не поступила. Сидели бы сейчас рядом…
— Она, видать, глупа как пробка, твоя Светка.
— Сам ты дурной. Такая красивая девка, просто куколка.
Святой Ракамель с детства имел коричневый оттенок тела. Но этим утром он был практически черным. Он с удовольствием укрылся бы еще одной черной рясой, чтобы никто не видел его в тяжелом похмелье, проспался бы и выдохнул святое бесовское зелье, но вынужден бодриться. В этот день он дежурил.
Тревожно зазвенел телефон. Святой Ракамель от неожиданности испуганно вздрогнул, поднял трубку:
— Слушаю вас.
В трубке слышалось лишь взволнованное дыхание.
— Святой Ракамель слушает! — повторил сердито и хотел уже бросить трубку, дрожавшую в руке возле уха, но звонивший отозвался.
— Вас беспокоит Триста седьмой Завр. Мне хотелось бы с вами поговорить.
— Со мной лично? Может, не сегодня?
— Если можно — сегодня. Не по телефону.
— Приезжайте, — вздохнул святой Ракамель. — Вы знаете наш адрес?
— Спасибо, знаю.
Положив трубку, святой Ракамель щелкнул тумблером, включающим связь с охраной ворот, и хрипло выдавил из себя: «Сейчас придет ко мне Триста седьмой Завр. Проверьте личность. Если все в порядке — обыскать и пропустить». Потом он тряхнул головой, стараясь прогнать тяжесть похмелья, но только сморщился болезненно, показалось, что голова сейчас треснет. Машинально поправил под рясой тяжелый «ватер» в кобуре.
Прикосновение к оружию вроде бы помогло, голова стала меньше болеть, а тело взбодрилось — движения стали увереннее.
Когда Завр открыл двери, святой Ракамель сладко зевал.
— Приветствую вас, сын мой. Садитесь. Я сегодня едва держусь на ногах — всю ночь воздавал молитвы, просил Творца нашего не отрекаться от нас… Садитесь. Я слушаю вас.
Завр сел к столу напротив святого Ракамеля, мгновение помолчал, разглядывая золотистую канитель вышивки на рясе: «С нами наш Творец!»
— Я начну сразу о деле… Прежде всего, простите великодушно, святой Ракамель, за бесцеремонное вторжение…
— Проще, сын мой, без лишних церемоний, — проворчал Ракамель и, скрестив руки на животе, вновь почувствовал приятную твердость «ватера».
— Меня приглашали к вам… Мне хотелось бы уточить некоторые подробности… А впрочем, я пришел сказать, что…
— Кто вас приглашал, сын мой? — перебил Ракамель.
