Каменное сердце - [21]

Шульц сразу приметил спальный мешок Лейлы, оставшийся лежать на полу подобно куколке, из которой выпорхнула бабочка. Он поспешно затолкал в рюкзак кое-какие валявшиеся рядом вещички и крепко прихватил все это левой рукой. Когда близнецы с ревом кинулись на него, он, не раздумывая, правой рукой схватил за горлышко полупустую бутылку и с невероятной силой метнул ее в лицо тому из братьев, который выглядел более устрашающим. Тот взвыл, согнулся пополам, схватился за голову.

Второй нападавший оторопело смотрел, как рухнул брат-близнец, а Шульц тем временем подобрал с пола какую-то здоровенную рукоять и, тоже взревев, размахивал ею. Он сам удивился, что может так орать и, прямо как в кино, крутить над головой эту железную штуку. Несмотря на явную опасность, он смотрел на это со стороны, как на представление! Он понимал, что изображает драчуна, но был уверен, что, если потребуется, хладнокровно врежет по морде этому патетическому исполину.

Пятясь, он спустился по трем ступенькам лесенки у входа в фургон, сунул рюкзак и спальник в руки подбежавшей Лейле и толкнул девушку к машине. Дверцы захлопнулись, машина завелась и рванула с места, скользя по липкому снегу, а уцелевший Косто остался стоять с растопыренными руками, загораживая собой узкую дверь своей лачуги.

Шульц, пылающий и взмыленный, не мог опомниться, поверить, будто и впрямь посмел сделать то, что сделал. А в голове крутился все тот же бессмысленный вопрос: «Кто? Кто где-то там может в самый неожиданный момент решить заставить усталого, больного, спеленутого своим одиночеством человека, который большую часть жизни провел в тихом углу привычки, взять на себя роль хулигана, который замахивается бутылкой или рукоятью с такой уверенностью, как будто приготовился ударить в сотый раз? Кто?»

В некоторых обстоятельствах, лишь понаблюдав за собственными поступками с тем парадоксальным хладнокровием, какое дает жар, можно оценить размеры этой роковой нелепости. «Кто?» — главный и неизвестно, от кого исходящий, тщетно задаваемый вопрос.

Дни стояли совсем короткие, и к тому времени, как стемнело, Шульц, избегавший магистралей и шоссе с их взиманием пошлины, продвинулся в более или менее южном направлении всего километров на сто. Недомогание не пускало его дальше. Да к тому же и машина тоже была больна. Его беспокоил стук под капотом, странные хрипы и свист.

Волшебным образом из темноты вынырнул большой освещенный мотель, в пустом небе загорелись красные буквы, вокруг до самого горизонта лежали тучные, но плоские поля, и названия самых крохотных, свернувшихся клубочком деревушек, словно в насмешку, заканчивались на «вилль» — «город»: Лонжевилль, Фуршевилль, Варлевилль… Почему бы тогда не Мертвилль, Комавилль, Тоскавилль…

Шульц сказал, что там они, по крайней мере, найдут, чем перекусить, и, порывшись в кармане пальто, извлек оттуда скрученные в тугую трубочку и перехваченные резинкой деньги. Он хотел на ощупь прикинуть, достаточно ли у него их осталось. Раньше, на заправке, он уже вытащил несколько бумажек, чтобы заполнить бак, а когда вернулся к машине, протянул Лейле пакетик мятных леденцов и маленькую ароматизированную елочку, чтобы повесить на зеркальце заднего обзора: он уверял, что с помощью этой штучки заглушит стоящую в машине вонь.

Ощупав свое подтаявшее состояние, он горестно покачал головой. Лейла сказала, что у нее тоже есть немного денег, а еще — зверский аппетит. Когда Шульц вылезал из машины, у него закружилась голова. Даже в кровавом неоновом свете его лицо было пепельно-серым.

Они поели, сидя друг напротив друга и не говоря ни слова, кроме них, в залитом ярким светом зале не было никого. Их окружали десятки накрытых столов, отражавшихся в черных стеклах высоких окон. Жадно уминая мясо с горой жареной картошки, Лейла наблюдала за Шульцем, за его тонкими белыми волосатыми руками, катавшими шарики из хлебного мякиша, за его сдержанными жестами и манерой сидеть с закрытыми глазами, усталой улыбкой — к нему вернулась прежняя мягкость, постепенно растворявшаяся в нехорошем отчаянии.

А вот Шульц никакого внимания на Лейлу не обращал. Он был не голоден, и ту малость сил, что еще у него оставалась, тратил на то, чтобы не потерять сознание: водил большим пальцем по лезвию ножа, сжимал в пальцах ледяной стакан. Ему казалось, что кровь отлила от его лица, что по спине у него течет едкий пот.

Ночь за окном была бескрайней и враждебной. Ни тот, ни другая не смогли бы точно указать на карте Франции место, где находился этот затерянный мотель. Шульц вел машину наугад, интуитивно выбирая на каждом перекрестке, куда свернуть. Лейла никогда с ним не спорила. «Будь что будет… Не бойся», — сказала ей Черная Бабушка. В конце концов из множества точек на карте и табличек с названиями рано или поздно выстроится линия.

Они уже собирались двинуться дальше, и тут Шульц, расплачиваясь, спросил у официантки, скучающей блондинки в бежевом халатике: «У вас можно снять комнату на ночь? Да, разумеется, на эту ночь… Да, с двумя кроватями… Да, с душем, этого достаточно… — Он совсем охрип, но Лейле показалось, что он говорит слишком громко, голос звучал почти пугающе. Шульц вытащил из-под резинки еще три бумажки. — Теплая комната… Моя последняя роскошь! — Усмехнулся и повторил: — Моя последняя роскошь!»