Каменное море - [10]

Прибывший невольно удивился: «Откуда Луи узнал, что он именно гонец?» Потом Кондрат догадался, для чего сторож дернул за какой-то узелок на колонне ворот. Видимо, это был шнурок от звонка, просигналивший Рошешуару о том, что к герцогу направляется гонец.

Ждать герцога пришлось недолго. Из двери домика вышел Ришелье. Кондрат чуть не ахнул. Он хорошо запомнил герцога. Двадцать два года назад он видел его на дымящихся развалинах Измаила, взятого Суворовым. Помнил его еще двадцатилетним волонтером русской армии, когда тот еще не был герцогом де Ришелье, а лишь капитаном де-Фронсак,[5] недавно прибывшим из Вены со своим другом, с сыном генерала де-Ли-ня, у которого он гостил, вынужденный эмигрировать из Франции. Юный де-Фронсак казался тогда чернявым маленьким толстеньким близоруким человечком… Теперь перед Кондратом стоял высокого роста, слегка сутулый, худощавый человек. На его смугловатом лице выделялись по-прежнему выпуклые черные глаза, но вьющиеся густые черные волосы теперь стали грязно-серыми от седины. Нос герцога, большой и острый, уже не выпячивался, как тогда, клювом хищной птицы. Его острые контуры как-то сгладило время и надменно жестокие черты лица смягчились, стали человечнее от горьких морщин, появившихся возле маленького чувственного рта.

На герцоге был темно-синий генеральский мундир с расшитым высоким стоячим воротником, золотыми массивными эполетами, а ноги плотно обтягивали белоснежные лосины, заправленные в лакированные сапоги. Его грудь украшали голубая андреевская лента, оправленные в золото бриллиантовые звезды, среди которых сверкал французский орден святого Людовика…

XII. Награда

Герцог, не глядя на Кондрата, взял из его рук пакет, распечатал и вынул письмо Виктора Петровича Сдаржинского. Затем протянул письмо кособокому Рошешуару. Тот варварски коверкая русские слова, стал его читать.

Письмо было очень похожим на послание Кобле и заканчивалось той же просьбой: выпустить из зачумленной Одессы Натали вместе с сопровождающим ее унтером-ополченцем Кондратом Хурделицыным.

Выслушав до конца письмо, Ришелье обменялся понимающим взглядом с Рошешуаром.

– Сие невозможно… – Только теперь он впервые посмотрел на Кондрата. – Так передай госпоже Сечинской вместе с моим глубочайшим приветом и сожалением… А ты должен пока находиться в ее власти. Скажи госпоже, что все будет хорошо. Чума скоро кончится, и вы уедете из Одессы… Луи, – обратился герцог к Рошешуару, – дайте мне империал, а то лучше дайте целых два.

Получив от Луи две золотые монеты, он вручил их Кондрату и похлопал его по плечу.

– О, вы настоящий богатырь, унтер Хурделицын! Я хорошо помню вашу фамилию. Господин Сдаржинский очень ходатайствовал о включении вас в список ополченцев. Я три раза вычеркивал вашу фамилию из списка, пока не узнал, что вы ветеран и были в деле под Измаилом. Я сам был в Измаиле. Получил тогда вот этот крест. – Ришелье показал на Георгиевский крест, украшавший его грудь. – А где твоя измаильская медаль? В каком изволил служить полку, братец? – вдруг снова переходя на «ты», спросил герцог.

– Нес службу в гусарском эскадроне, что Александр Васильевич Суворов под своей рукой держали… Там же потом на отражении ордынской конницы он нас послал…

– Помню, помню, жаркое дело было! Это у Хотинских ворот. Вы, гусары, тогда прекрасно атаковали татар. Я все помню. Я со стороны наблюдал в подзорную трубу. Вашим эскадроном командовал офицер… фамилия… похожа на твою… Как его, помнишь?…

– Как не помнить… Поручик Хурделица, – спокойно ответил Кондрат.

– Как? Хур-де-лица? – по слогам удивленно переспросил герцог.

– Так точно. Хурделица.

– Вы однофамильцы?

– Никак нет, ваша светлость. Моя фамилия немного другая: Хурделицын.

– Гм… Весьма странно. Очень ваши фамилии похожи. Может, родственники?

– Никак нет. Не родственники. У нас, на Руси, ваша светлость, так уж повелось… Многие фамилии схожи… – по-прежнему спокойно, с простодушным видом отвечал Кондрат.

Ришелье и Рошешуар рассмеялись.

– А эту отметку тогда получил?… – прикоснулся герцог пальцем ко лбу Кондрата, к тому месту, где рубец алым твердым шнурком пересекал левую бровь…

– Никак нет, ваша светлость. То отметина от басурманского ятагана… Дюже давняя… А под Измаилом я получил другую. Вот. – Кондрат стянул шапку и откинул с лысеющего лба пряди седых волос. Открылся глубокий багровый шрам.

Ришелье и Рошешуар невольно ахнули.

– Какое ужасное ранение! Это от сабли, не иначе…

– Нет… От пули янычарской. Она, злодейка, сковырнула у меня с головы добрый кусок мяса…

– Ну, вы родились под счастливой звездой!.. Однако же, где ваши награды?

– Я был ранен, ваша светлость… Про меня просто забыли…

– Досадно… – посочувствовал герцог. – Но не будем обвинять в неблагодарности фортуну. У нее, видимо, не хватило сил дважды оказывать тебе милость. Один раз, она явно оказала… Пуля, попав в твою голову, – не убила. А во второй раз у фортуны, видимо, милости не хватило, как говорят солдаты: пороху не хватило… – засмеялся Ришелье.

«А сам ты, ваша светлость, и царапинки в Измаильской баталии не получил. В сторонке с пригорка в подзорную трубочку на бой поглядывал. Все же почему-то у фортуны хватило сил оказать тебе милость И пороху хватило…» – подумал Кондрат.