Каменная болезнь. Бестолковая графиня [повести] - [38]

Нянюшку она обзывает дармоедкой и тунеядкой и обвиняет бог знает в чем: «Это ты убила мою мать — дала ей таблетки, а сама знала, что она хочет отравиться! Убийца! Втюрилась в нашего отца, мечтала занять мамино место, да не тут-то было!»

Как-то раз Сальваторе сказал Маддалене, что все же хочет поговорить с Элиасом по-человечески, не убивая никаких овец и не вывозя мебель. И прошел тропинками сквозь заросли можжевельника, теревинфа, филиреи, земляничных и мастиковых деревьев, и ему тоже показалось, что он попал в какой-то сказочный мир.

Мужчины пожали друг другу руки и стали говорить о жизни и любви. Элиас сказал, что любит Ноэми, но не так, как ей бы того хотелось. И никогда он даже не намекал ей, что хочет изменить свою жизнь, жениться, например. Ни на ней, ни на какой другой женщине.

— Почему? — спросил Сальваторе.

— Поздно. Как тогда, с лицеем. Мне оставалось учиться всего два года, и много лет потом я помнил абсолютно всё, чему нас учили, мог бы сдать на аттестат экстерном, без этих придурков-одноклассников. Но я этого не сделал. Понял, что поздно, и так и остался пастухом. Но моя жизнь меня устраивает, хотя мечтал я не об этом. И бороться, чтобы что-то изменить, я не собираюсь.

Еще Элиас рассказал Сальваторе, что иной раз бродит вдоль ручья, остановится то возле одного дерева, то возле другого, смотрит на горы, на пролетающих птиц, и в общем не прочь поехать в Кальяри, но как только об этом подумает, сразу понимает, что придется заехать и к Ноэми, и все бродит и бродит, места себе не находит, словно ту границу, что как бы разделяет город и деревню, перейти так же радостно и легко, как прежде, у него не получается.

Однажды Ноэми взяла и приехала к нему, но остановилась, не доходя до овчарни. Он крикнул ей: «Ноэми!», и она ему: «Элиас!» — но так и не подошла, и они оба почувствовали, что больше им сказать друг другу нечего.

Тут мужчины еще раз пожали друг другу руки, и по возвращении домой на вопросы Маддалены муж ничего не смог ответить.

С того дня Элиас часто приезжает к Ноэми и проводит у нее ночь или увозит на выходные в деревню, и после этого Ноэми день-два всем довольна, но потом, если Элиас опять пропадает, настроение у нее снова портится.

Садом она заниматься перестала. Сестры попытались было за него взяться, но не знают, как приступить к делу, и теперь их сад ничуть не лучше соседского.

Когда Элиас приезжает к Ноэми, она изводит его вопросами. Хочет понять, что да как. Элиас ответить не в состоянии, и тогда Ноэми кричит, что видеть его больше не желает.

— Тут понимать-то нечего. Есть вещи, которые не объяснишь, — кричит Элиас и ходит по комнате из угла в угол, и бьет кулаками в стены.

14

Все так переживают за Ноэми, что, конечно, не замечают, что творится с бестолковой графиней, у которой только и мысли, что о соседе. Она прополола сад, выгребла опавшую листву и сухие ветки и потащила два больших мешка с мусором к мусорному баку. Тут-то она и столкнулась с соседом, его «Веспа» стояла возле собора.

Он сразу выхватил мешки у нее из рук: «Дайте сюда!» — она и ахнуть не успела. Так и дошли вместе до мусорных баков.

Теперь каждую ночь она думает о соседе. О том, как он схватил ее мешки. И засыпает с улыбкой: как же много значат такие пустяки. А утром просыпается с радостной мыслью: «Он обо мне позаботился».

Вспоминает, как сосед застегнул куртку и поднял воротник и, подойдя к «Веспе», надел шлем. Ей очень понравилось, как он тронулся с места. Лихо, как мальчишка.

День был просто ослепительный. Где-то вдалеке — лазурное, взъерошенное мистралем море и небо. Золотисто-желтое солнце над крышами. Колокольный перезвон.

Графиня каждую ночь вспоминает удаляющийся рокот соседской «Веспы», а еще — как ветер выметает пыль со всех улиц и закоулков, и кажется, что со всех зданий вокруг сдернули какую-то пелену.

15

Нянюшка пытается хоть чем-то порадовать Ноэми. Она готовит ей ее любимые блюда, поднимается наверх, на четвертый этаж, звонит в звонок, стучит изо всех сил, но Ноэми упорно не открывает.

Нянюшка не сдается, возвращается с тарелкой равиоли, приготовленных так, как принято у них в деревне — с картошкой, разными сырами и подливой из баранины. Приносит еще жареные лепешки sebadas и пресный хлеб pistoccu с нарезанной щековиной. Перечисляет за дверью лакомства. Ноэми если и открывает дверь, то налетает на нее как фурия: кричит, хватает за плечи и трясет — жильцы из проданных квартир даже пугаются.

— Кровопийца, дармоедка, думаешь отделаться какими-то равиоли? Я тебя ненавижу! Всегда ненавидела!

Но нянюшка приходит опять и опять, несмотря ни на что.

Как-то раз она приготовила свои фирменные пирожные, всю душу в них вложила. Вместо дешевого испанского миндаля взяла сардский, вылущила его, сняла кожицу и, прежде чем натереть, просушила хорошенько. Взбила белки с сахаром в белоснежную крепкую пену, измельчила лимонную цедру в муку и все хорошенько вымесила.

Разложила свои пирожные на подносе, каждое завернула в цветную веленевую бумагу. Красотища. Она и стучала, и звонила, а в ответ — ничего, тишина.

Возможно, она совсем отчаялась тогда, потому что, спускаясь по лестнице, оступилась, упала и сильно ударилась головой о ступеньку. Стук был такой сильный, что жильцы из проданных квартир выскочили на лестницу. Вышла даже Ноэми и увидела нянюшку, лежащую без сознания среди разноцветных пирожных, рассыпанных по ступенькам. Ноэми плакала и просила у нянюшки прощения, говорила, что совсем она не злая, а просто несчастная, только нянюшка пусть лежит не двигаясь, пока не приедет «скорая».