Камень звёзд - [6]

Мать стояла у каменного очага, помешивая в булькающем на огне котле. Зачерпнув ложкой, она попробовала варево и слегка скривилась.

— Нехороша уха, матушка? — спросила Эйлия. — Я опять забыла лук положить? Или треска не проварилась?

— На вкус ничего, но слишком жидкая. Ты никогда себе мужа не найдешь, если не научишься готовить лучше. — Нелла покосилась на тщательно заплетенные косички Эйлии. — И волосы уже пора бы носить как взрослой. Надо бы вам, барышня, своему возрасту соответствовать.

— Ненавижу я мой возраст, — не сердито, а с тихой грустью отозвалась Эйлия.

Отвернувшись, она погладила рукой гладкую полированную поверхность китового бивня.

Грязновато-серые глаза Неллы задумчиво смотрели на дочь.

— Эйлия, ты знаешь, что уже пора, — сказала она. — Пора искать себе мужчину, строить свой дом, свою семью.

Эйлия ничего не ответила — слишком часто она последнее время это слышала. По-настоящему хорошо она знала только троих мужчин — Джеймона, своего отца и своего дядю. Ей вспомнились рыбаки и корабельщики деревни, гулкие и мощные их голоса, грубая сила рук и спин, тянущих сети или бревна, ввезенные в порт, обшивающих досками китовые скелеты судов. У нее же были мечты, взращенные волшебными сказками, мечты о романтических прекрасных принцах. Но только мечты, и ей хотелось, чтобы так они и остались мечтами.

Нелла обратила призывный взор к мужу. Но Даннор Корабельщик смотрел глазами цвета серого моря, как Эйлия наливает уху ему в миску, и ничего эти глаза не выражали, как и всегда.

— Чем тебе плох был бы молодой Курз Рыбак? — спросила Нелла, не ожидая ответа и садясь за стол. — У него уже есть своя лодка, а девушки пока нет. Или Армии Тележник, что в прошлом году овдовел: уж лучше и добрее его нет на свете мужчины.

Половник остановился в воздухе:

— Да он же настолько старше меня! — воскликнула Эйлия. — Он же почти как папа! И не могу я присматривать за всеми этими его детьми!

— А что? Ты же любишь малышей — сказки им рассказываешь…

— Это совсем другое!

— Надо научиться ухаживать за маленькими, Эйлия, а то как же ты будешь со своими управляться? Твоя кузина Джемма всего на два года старше, а у нее уже двое.

Эйлия села и уставилась в пространство. Перед ее мысленным взором как призрак проплыла фигура женщины: суроволицая седеющая жена рыбака, которую ревущие дети дергают за подол. Много таких видала Эйлия в деревне, но эта была от них отлична: в глазах ее горел голод острее ножа, голод, ничего общего с пищей не имеющий. И вид ее наполнил Эйлию страхом, потому что этой женщиной была она сама.

— Не хочу я замуж, — сказала она тихо. — Никогда не пойду.

— И что же вы, барышня, делать намереваетесь? В монашки податься? Не можешь же ты вечно жить со мной и отцом. Ты знаешь, что ты у нас поздняя, и мы хотим еще при жизни видеть, что ты пристроена. Я же только добра тебе желаю.

И снова Эйлия не ответила: в горле застрял какой-то странный ком, и трудно было и глотать, и говорить. Мать больше ничего не сказала. Три разных вида молчания — безмятежное, обиженное и отчаянное — слились за столом с паром от мисок с ухой. Сразу после еды Эйлия вскочила убирать со стола и мыть посуду.

— Здравствуйте все! — раздалось от двери к невероятному ее облегчению.

Джеймон стоял в проеме, облитый медовым светом раннего вечера, а за ним — тетя Бетта и кузина Джемма с двумя своими малышами. Они вошли, завязался оживленный бессмысленный разговор, и настроение у Эйлии стало лучше. Беседой завладели отец и Джеймон, разговор зашел про морские путешествия. Отскребая котел, она слушала мужской разговор, уносясь вместе с ними к далеким странам. К теплым, как баня, морям, где рыбы пестрее бабочек, где протянулись изумрудным ожерельем острова архипелагов, к берегам страны Мохара, где греются на солнышке крокодилы в высыхающих лужах дельты и черные женщины склоняются к реке, наполняя глиняные кувшины. И даже звезды там другие, и луна висит вверх ногами. А мужчины заговорили уже о северной стране, прошлись по побережьям антиподов и до самой Зимбуры. Когда-то корабли Содружества ходили в порты этой языческой страны наполнять трюмы поклажей караванов пустыни, шелками и благовониями, слоновой костью и пряностями, но даже просоленные моряки старались не заглядывать в кипучие и буйные города той земли. Дальше к северу раскинулась каменистая и неровная Шуркана, где слоны и носороги отрастили себе мохнатые шубы, а гордые и воинственные горцы обитали в своей орлиной крепости.

И беседа вмиг перенеслась через океан, к великому западному материку: вдоль солнечных южных берегов Маракора с его виноградниками и душистыми апельсиновыми рощами, и снова к северу, к лесистым террасам и горам Маурайнии. Ветхие руины — башни, храмы, акведуки — служили немым свидетельством древнего правления элеев.

— Элей, говорят, произошли от своих собственных богов, — объяснил Джеймон матери Эйлии. — Боги спускались с Небес на Землю, говорят, и брали себе людей в жены и мужья, и научили их читать и писать, строить дома и обрабатывать землю.

— Подумать только! — сказала Нелла. — Значит, они такие же язычники, как зимбурийцы.