Камень заклятия - [9]

Костя подмигивал мне весь вечер, он и его супруга не одобряли мою связь с Ольгой, считая, что мне пора остепениться, жениться и лучшей парой для меня, конечно, же является Нина. Разговоры эти велись уже два года, но так как я о женитьбе не думал (единственный раз я задумался об этом, встретив Ольгу), о чем и заявлял, Нину от меня держали подальше. Она была дальней родней Костиной супруги, и та пеклась о ее девственности, что было излишне. Нина серьезно подходила к жизни, к тому же и шагу не делала без папиного благословения.

Подталкиваемый Костей, я пошел провожать Нину. И предложил зайти ко мне, выпить кофе и поболтать. Мама уже уехала к сестре, и я жил один.

— Но я вас почти не знаю, — Нина с удивлением посмотрела на меня — как я, мол, не понимаю таких простых правил приличия, нельзя девушке в первый же вечер идти на дом к мужчине. Вот что я прочитал в ее взгляде.

— Мы знакомы уже два года, достаточный срок, чтоб отбросить все формальности, этикеты, — сделал я попытку переубедить ее. Но безрезультатно. В тот вечер мы даже не поцеловались, Нина держалась так, словно делала одолжение, позволив проводить себя. И возле ее подъезда я тотчас откланялся, не пытаясь даже договориться о новой встрече…

Каково же было мое удивление, когда дня через два, в субботу утром, Нина позвонила и попеняла, что я совсем забыл ее, а ведь мы два года как знакомы.

Потом у нее войдет в привычку мои же слова оборачивать против меня.

Я предложил сходить на пляж, пока август балует жаркой солнечной погодой — пройдут даже небольшие дожди и о купании можно будет забыть до следующего лета.

Нина согласилась.

У нее оказалась изумительная фигурка, взгляды мужчин, стоило ей сбросить платьице, как по команде обернулись к ней. Если у Ольги фигура молодой женщины с ярко выраженными женскими прелестями, при одном взгляде на которую хочется немедленно лечь с ней в постель, то Нина напоминала подростка, стройную девочку, но желание ее иметь вызывала не меньше, чем Ольга, в Нине была какая-то незащищенность, что так импонирует мужчинам. Я не имею в виду мужчин маленького роста — им подавай что-то солидное, неподъемное. Но я отвлекся. Хрупкость Нины, ее тонкие черты лица (Вертинская в «Алых парусах») покорили меня. Мы стали встречаться, Нина училась на третьем курсе отделения журналистики, и тема для разговоров нашлась сразу, в них участвовал и ее папа — заочно, он говорил ее устами. Несколько раз я приглашал ее к себе, но ответ был один — мы еще недостаточно знаем друг друга. Но я и сам не торопил события, не пытался всякими уловками завлечь ее в постель, мне приятно было гулять с ней по городу, ходить в кино, слышать ее голос, звонкий смех. Честно говоря, мне в жизни как раз этого и не хватало, как-то получалось, что обычно, познакомившись с женщиной, я на другой день или в тот же вечер оказывался в ее постели. В наше стремительное время, когда каждый пытается побыстрей урвать у жизни кусочек счастья или его подобие, когда все: встреча, соитие, свадьба, развод — делается на бегу, такие отношения, что сложились у нас с Ниной, были для меня отдушиной в этом сумасшедшем мире.

В конце сентября Нина пригласила меня к себе домой:

— С тобой хочет познакомиться папа.

Это меня слегка удивило. С Егором Борисовичем я уже был знаком, брал у него весной интервью, меня интересовало (интересовало редакцию, а мне было на это наплевать), что он думает как депутат областной думы о предложении президента страны заменить выборы президента их назначением. Е.Б. с важным видом сказал целую речь, получился такой винегрет — ни за, ни против, ни нашим, ни вашим. Зам. главного редактора Клепиков, прочитав интервью, сказал:

— Если таким, как наш славный депутат, доверить вынесение приговора преступнику, а он не будет знать, что по этому поводу думают наверху, то приговор будет звучать так: «Его надо расстрелять, пусть живет».

На встречу с Е.Б. я надел джинсы и легкий пуловер стального цвета, чем огорчил Нину, она этого и не пыталась скрыть — по-видимому, я своим одеянием понизил торжественность момента. Слегка скривилась и мамаша (потом мы с Полиной Захаровной подружились), хоть я и вручил ей пышный букет. Зато остальные гости — три солидных пердуна — поражали однообразием, черные костюмы, белые рубашки, черные галстуки. Е.Б. к моей одежде отнесся снисходительно:

— Сразу видно — журналист. А что такое журналист? Человек, открытый для общения со всеми слоями общества. Демократ, либерал, в отличие от нас — консерваторов.

Он явно напрашивался на ответную любезность с моей стороны, мол, какой вы консерватор, самый что ни на есть ярый демократ. Но я не был расположен раздавать комплименты и сделал вид, что ничего не понял.

Темы за столом обсуждались серьезные: демократическое устройство государства, местное самоуправление и т. д. и т. п., все, о чем обычно треплются депутаты и политики разных уровней. Мысли высказывались затертые, затасканные, как слова, которыми они их выражали. Я тоже, для оживления дискуссии, ловко ввернул несколько складных клише, что без остановки штампуются на радио и телевидении, а также ознакомил с последними взглядами главы региона на ситуацию в стране, которые он высказал во второй половине дня на встрече с журналистами и они еще не были озвучены на радио и не освещены в газетах.