Камень Света - [8]

Мэрэм вдруг коротко вдохнул, я обернулся и увидел, что он уставился на старый искривленный корень огромного дуба.

– Посмотри, что с этой белкой?

Там и правда была белка, распластавшаяся на корне. Ее лапки сводило судорогой. Темные глаза смотрели прямо на нас, но, казалось, ничего не замечали. Бока быстро, неровно вздымались.

Я на минуту прикрыл глаза и ощутил боль маленького создания. Что-то острое пронзило белку, оставив рану на ноге. Острая жаркая боль яда, пожиравшего тело зверька, мучила теперь и меня.

– Вэль?

Что-то темное и огромное запустило когти в трепещущее сердечко; его ужасное присутствие для меня было так же явственно, как и страх смерти, терзавший сейчас Мэрэма. Мой дар, моя гордость, мое проклятие – всегда знать, что чувствуют другие. Вся моя жизнь подчинена этому нежеланному дару. И только с одним человеком я мог поделиться своими радостями и печалями.

Брат приблизился к Мэрэму и указал ему на белку.

– Вэль умеет разговаривать с животными, – прошептал он.

Азару, конечно, знал о моей любви к животным, однако опасался остального, особенно когда я открывал перед ним сердце. Мой брат чувствовал только, что меня вели неясные ему пути. Но дед знал обо всем; именно от него я унаследовал эту способность. Должно быть, дар передавался от поколения к поколению, проявляясь редко, капризно избирая себе хозяев. Что-то вроде фамильной черты, такой же, как цвет глаз или форма носа. Да, дед считал способность к эмпатии даром и никогда – несчастьем. К сожалению, он умер прежде, чем научил меня с этим жить.

Еще несколько секунд я смотрел на белку, прижав пальцы к вискам. В сознании вдруг вновь всплыли строки из «Смерти Элахада». Мастер Йувейн из школы Братства никогда не одобрял эту древнюю песнь, говоря, что она полна ужаса и отчаяния.

Падение во тьму,

Где нет ни глаз, ни губ.

И света мертв источник

Во тьме безбрежной ночи.

– Может, добить зверька? – тихо спросил Мэрэм.

– Нет, – я протестующе поднял руку, – он очень скоро умрет сам. Не нужно вмешиваться.

Не нужно вмешиваться. Я старался последовать собственным словам и оградить восприятие от мук умирающего создания. Выдерживая волны тошнотворной боли, я возвел вокруг разума стены столь же высокие и крепкие, как и стены замка моего отца. Через некоторое время из глаз зверька вырвалось сияние, а потом уже не было ничего.

Совсем ничего. Я в тысячный раз подумал, что ненавижу жить в замках. Неприступные снаружи, они так же неприступны и изнутри – холодные каменные тюрьмы, цепко держащие своих узников.

– Идем. – Мой голос был резким.

Куда же уходит свет, когда здесь его больше нет?

Азару, казалось, тоже пытался отстраниться от смерти крохотного создания. Он медленно шел сквозь чащу, а мы пробирались за ним следом. Вскоре над пестрой мозаикой низких папоротников мы увидели расщепленный вяз, сраженный молнией. Хотя его древесина теперь потемнела и покрылась трещинами, когда-то она была белой и прочной, только опаленной небесным огнем.

Именно здесь я встретил медведя, о котором рассказывал лорд Харша. Огромный бурый зверь, должно быть, прапрадедушка всех медведей этого леса. Как можно было выстрелить в такое величественное существо? Вместо этого я опустил лук и шагнул вперед, одержимый желанием коснуться его. Я знал, что медведь не причинит мне вреда: об этом говорили игривое выражение его глаз и сытое бурчание хорошо набитого живота. Но Азару ничего не понял. Решив, что младший братишка сошел с ума, он запаниковал и выстрелил в медведя из лука. Разъяренный таким поворотом дел, медведь обхватил его могучими лапами, сломал руку и сокрушил несколько ребер. Тогда я бросился на зверя. Точнее, прыгнул ему на спину, ухватился за косматую, резко пахнущую шкуру и ударил ножом в тщетной попытке удержать от убийства брата. Медведь развернулся и задел меня когтями по лбу. Потом пришла темнота, и я ничего не осознавал до тех пор, пока не пришел в себя и не увидел, как Эндару Харша всаживает охотничье копье в мохнатую спину животного.

Вечером того же дня Азару рассказал нашему отцу о том, что я спас ему жизнь. История стала широко известна – но никто в нее не верил. По сей день все считают, что Азару преувеличил мою роль в той стычке, чтобы спасти от позорной славы человека, опустившего оружие перед лицом врага.

– Смотри, Вэль, – прошептал брат, показывая куда-то сквозь деревья.

Я обернулся и проследил за его рукой. Примерно в тридцати ярдах от нас, спокойно пережевывая листья папоротника, стоял молодой олень с небольшими рожками, покрытыми бархатистым пушком. Странно, что он не видел нас. Животное продолжало спокойно пастись, а мы вытащили из колчанов по стреле и, затаив дыхание, наложили их на тетивы луков.

Азару, припавший на колено в десяти шагах от меня, быстро натянул лук, то же сделал и Мэрэм, стоявший справа и чуть сзади. Участившееся неровное дыхание выдавало их возбуждение. Я и сам трепетал от предвкушения удачной охоты. Рот наполнился слюной при одной мысли о вечернем пире. Естественно, мясо мне нравилось, как и всем, хотя и непросто было решиться участвовать в его добыче.

– Покойся с миром, – прошептал я.