Камень духов - [66]

Алеуты часто приходили к камню, который начальник положил подле дверей своей избы, но тот больше не светил и не пел…»

Что сталось потом с чудесным камнем, алеут, рассказавший о нем Кириллу Тимофеевичу, не знал. Хлебников закончил рассказ тем, что ему стало известно из служебных донесений: «Нынешней зимой случился на Тугидаге страшный мор среди туземцев. Мало кто выжил после болезни неизвестного доселе происхождения. В числе умерших был и Артамонов…»

Кирилл Тимофеевич отложил перо. Вроде бы получилось неплохо, хотя какой он писатель? В лучшем случае, летописец. Но ведь и они нужны, чтобы потомки могли узнать, чем жили люди в давнее время. Правда, Бальтазар Грасиан утверждает, что высокие дела остаются, а высокие слова забываются. Но в этом Хлебников не может согласиться с ним. Не всем дано стать героями в жизни. Кому-то надо рассказать о героях. Не будь Гомера, кто бы вспомнил об Ахиллесе и Одиссее…

И опять думы возвратили его к недавней встрече с падре Хосе Альтамиро: прав или нет настоятель, не веря в благие помыслы лейтенанта Завалишина? В разговорах с Хлебниковым моряк был откровеннее, чем с испанцем. Он даже напрямую предложил Кириллу Тимофеевичу возглавить отделение создаваемого им ордена здесь, в американских колониях, рисовал радужные перспективы… Сможет ли лейтенант сделать свои прожекты реальностью? Опыт подсказывал Кириллу Тимофеевичу, что больше они не встретятся с Завалишиным, что все благие помыслы лейтенанта о стране благоденствия – это не более чем молодое тщеславие. «Пройдет время, – думал Хлебников, – и он поймет, что мироустройство изменяется каждодневным тяжелым трудом всего человечества, а не призывами одиночек и даже не революциями, совершаемыми кучкой заговорщиков…» Сам Кирилл Тимофеевич уже давно уяснил: свободным человек в этом мире быть не может. Ни власть государей, ни усилия реформаторов не дают полного освобождения от земных вериг. И если есть настоящее чудо на свете, то это даже не таинственный поющий и светящийся камень, а сила человеческого воображения, за которым никогда не угнаться действительности. Оно вкупе с вдохновением и освещает человеческую душу, находящуюся в вечном творчестве. Это и есть единственное воплощение свободы, о которой только и мечтает человек с момента, когда он осознал себя подобием Божиим.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ Дом у синего моста

Глава первая

1

Синие огоньки боязливо вспыхивали на остывающих углях. Казалось, вот-вот – и они погаснут совсем. Один коснулся брошенного в камин листа и скрылся под ним. Однако не погас, а превратился в красную искру, которая прожгла бумагу. Язычок пламени стал медленно продвигаться к середине листа, потом переметнулся на другие, рядом. Задымив, они занялись, зашуршали, скручиваясь и рассыпаясь пеплом. А осмелевший огонь выбросил сноп искр и уже без церемоний набросился на кипу писем и рукописей, придвинутую к нему услужливой кочергой.

Иван Васильевич Прокофьев, не так давно назначенный исполнять обязанности первейшего директора Российско-Американской компании, наблюдал за работой пламени. На его лице в отблесках огня высвечивалось смятение чувств, среди которых особо выделялись страх и раскаяние.

Новый первейший директор мало походил на тех, кто руководил компанией до него. Не зря говорят, что у истоков любого дела стоят люди одержимые. Именно таким был основатель компании Григорий Иванович Шелихов и его последователи: Николай Петрович Резанов и Александр Андреевич Баранов. Да и предшественник Прокофьева – Михайло Булдаков до того, как, снедаемый тяжким недугом, отошел от дел, сохранял верность курсу, намеченному его тестем – Шелиховым. А вот представители следующего поколения акционеров и директоров оказались в большинстве людьми обыденными, лишенными государственного мышления. Одних интересовала лишь возможность повысить курс акций на мировых рынках пушнины, другие использовали службу для своих интересов, далеких и от забот компании, и от государственных дел. Сам Прокофьев колебался между первыми и вторыми, желая не испортить отношения.

Не повезло Ивану Васильевичу и с подчиненными. Старые служители, знавшие еще основателя компании, уволились. А среди тех, кто пришел на их место, большая половина представлялась Прокофьеву людьми случайными. Например, начальник канцелярии главного правления – отставной поручик Кондратий Рылеев. Его привел в дом у Синего моста старейший акционер компании и член ее попечительского совета адмирал Мордвинов. Несмотря на положительные рекомендации сего почтенного старца, Рылеев не понравился Прокофьеву. Случаются между людьми антипатии, которым сразу и не дашь объяснения. Потом Иван Васильевич понял, что встревожило его в поведении адмиральского протеже. С первых минут разговора проявились в Рылееве резкость суждений и отсутствие уважения к власти и к чину. А это для человека, стремящегося сделать карьеру, по твердому убеждению Ивана Васильевича, было недопустимо. Сверх прочего, как выяснилось во время этой же беседы, отставной поручик оказался еще и пиитом… «Таких токмо компании и недоставало!»

Иными словами, будь на то воля Прокофьева, он в тот же день отказал бы Рылееву в приеме на службу. Но решение принимал Булдаков, и Ивану Васильевичу не оставалось ничего иного, как попытаться наладить отношения с новым сослуживцем.