Камень без меча - [10]

– Чьим? – спросил Кукушкин, уже зная четкий ответ.

На самом деле он хотел спросить о другом. Какое оружие придется носить, если меч сам появляется и сам пропадает? Но почему-то решил, что вопрос этот глупый. И задал еще более глупый.

– Моим, – сказал рыцарь. – Тут без вариантов. А называть я тебя по такому случаю буду Санчо. Ты не против?

Кукушкин помотал головой.

Глава 3 О чем молчат легенды

На душе у Ланселота все еще было мерзостно, только уже не так, как после визита к Мэтру. Несмотря на то что он, как ни крути, отстоял меч в бою. Несмотря на то что действовал единственно возможным образом с момента, как зажегся фонарь и на свет выступил Гаррет. Несмотря на то что теперь уже был не один.

Ланселот жалел Ивэйна. Оставалась призрачная надежда, что Ивэйн выживет. Призрачная, как грань изначального клинка, укол которой получил бывший рыцарь. Тогда Ланселот ударил его, не задумываясь. Их клинки не предназначались для людей. Ланселот сам неоднократно получал такие уколы, и в бытность свою учеником, и потом, когда рыцари иногда собирались все вместе и устраивали турнир, чтобы померяться силами и заодно поделиться секретными приемами. Такой удар чувствуешь сразу и душой, и телом – физически это похоже на холод от ожога, а морально – на внезапные угрызения совести.

Клинок мог пройти сквозь шею и не причинить вреда: Ланселот видел однажды, как Артур сделал это с Каем на турнире.

Но Ланселот не ожидал, что Ивэйн сразу упадет, как подкошенный. После этого рыцарь уже только парировал атаки Гаррета и Саграмора и искал способ обезоруживания.

Еще было мерзостно из-за Саграмора. Гаррет действовал по обычаю, как бы там ни случилось. Меч можно отвоевать в поединке. Но стрелять… Рыцари никогда не пользовались иным оружием, кроме клинкового. По крайней мере рыцари Ордена. Да и зачем оно им? Палить в оборотней серебряными пулями бесполезно, это только для кино годится. Но главный вопрос: Саграмор просто выхватил ствол в пылу драки или собирался заполучить меч любой ценой?

Вопрос, конечно, выходил риторический. Рыцарь, даже бывший, редко терял хладнокровие. И уж точно не в драке.

А главное, кто их всех послал? Мэтр? Но зачем это ему, он ведь только что выставил Ланселота за порог, как нашкодившего мальчишку?

И почему сразу не бросились отбирать меч? Их же трое, а Ланселот один, и они знали, что он последний. Да еще и предлагали одолжить меч на время, если хочет: вот тебе замена, иди и совершай подвиги дальше.

Наверное, кое-что мог бы знать Тристан. Единственный, кого Ланселот был в состоянии разыскать. Остальные соратники после визита к Мэтру пропадали куда вернее, чем исчезли бы по программе защиты свидетелей.

А ведь раньше, оказавшись поблизости, они чувствовали друг друга. Меч связывал их воедино.

Как же они вычислили Ланселота, если у них нет своих граней меча? И зачем, зачем его оружие, если почти собранный изначальный клинок был, есть и будет у Мэтра, пока не найдет себе новых рыцарей?

Одна версия все же выкристаллизовалась. Гаррет всегда был самым правильным из них всех. Самым последовательным. Правильнее Артура. Неизвестно, что заставило его продать свою грань, но, возможно, он не хотел допускать, чтобы Мэтр собрал метамеч целиком. А у Ланселота осталась последняя грань, он пробовал сдаться и почти достиг цели. Гаррет вряд ли мог предполагать, что сделка не состоится. А потом… Потом решил, что в другой раз может и состояться. Тогда оставался один выход – забрать последнюю грань у Ланселота. Мэтр никогда не получит цельный метамеч, Орден никогда не падет. А что забрать на время… Изначальный клинок не может долго оставаться стабильным, если не собран до конца. Рано или поздно одна из его граней выберет себе нового смертного.

Так и случилось.

Новый рыцарь нехотя вышагивал сейчас рядом с Ланселотом. И тот, честно говоря, был тоже этому не рад. Он бы предпочел, чтобы Санчо был хотя бы ровесником двадцатипятилетнего Гены Рогова, когда тот сам получил меч. Или когда меч получил своего Ланселота.

К скверному чувству на душе прибавился еще и зверский голод. Его следовало ждать после всего. Ланселот вспомнил, что дома ничего съестного нет. Собираясь к Мэтру, он заботился об этом в последнюю очередь.

– Есть хочешь? – Ланселот остановился и взглянул на оруженосца, который покорно и молча двигался рядом.

Оруженосец кивнул, но рыцарь уже знал ответ заранее: по самой комплекции Кукушкина можно было определить, что отсутствием аппетита он не страдает.

– Пошли, – Ланселот шагнул с тротуара на проезжую часть, даже не взглянув по сторонам. Хорошо, дорога пустовала, и только одинокие фары светились где-то далеко, но Кукушкин все равно посчитал это безрассудством. Он не знал, как обострено у Ланселота боковое зрение.

Они пересекли дорогу, и только сейчас Кукушкин заметил, куда направляется внезапно обретенный наставник.

Перед ними играла яркая, как елочная игрушка, вывеска фастфуда.

– Не вижу, отчего бы двум благородным донам не посетить трактир? – Ланселот открывал стеклянную дверь. – Заходи, угощаю.

Только очутившись в залитом искусственным светом помещении, Кукушкин понял, насколько чужими они здесь смотрятся. Вернее, он-то, как ни странно, чужим не выглядел, а вот Ланселот… Куртка изгваздана – еще бы, по земле валялся, вон, даже пожухлый лист к спине пристал, да и когда там было в темноте отряхиваться? Колени на джинсах тоже чем-то замараны. На щеке ссадина, наверно, от рукояти меча того прыткого фехтовальщика.