Камень ангела - [27]

В воскресенье за миссис Баттеруорт приехали родственники и увезли ее в повозке. Сьюзен сказала, что заночует в эту ночь в комнате миссис Баттеруорт, и мать взяла Саймона к себе в комнату. Они лежали рядом, как в прежние времена, прижавшись друг к другу, и Саймон долго не мог заснуть, чувствуя ее тепло. Он знал, что мать также не спит, но она замкнулась в молчании. Конечно, они и прежде молчали вместе, но сейчас он был один — наедине с этим молчанием.

Утром, вместо того чтобы пойти с Саймоном на рынок, мать заставила его умыть лицо. Она хорошенько вытерла тряпкой его руки, а потом пригладила гребнем непокорные вихры. Саймон вглядывался в ее лицо, стараясь понять, огорчена ли она, но оно было напряженным и непроницаемым, и мальчик не смог прочесть выражение глаз.

— Когда я тебя увижу? — спросил он, уткнувшись лицом ей в шею.

— Саймон! — сказала она, покачивая сына.

Потом положила ему руки на плечи, отталкивая его.

— Каждую субботу, днем, ты будешь свободен от школы и сможешь ко мне приходить. Каждое воскресенье мы будем видеться в церкви, обещаю. Посмотри на меня, Саймон, — сказала она, когда он покачал головой. Саймон поднял на нее несчастные глаза.

— Что ты видишь?

Этот вопрос она задавала ему и раньше, и он знал ответ.

— Я вижу себя, — ответил он, вглядываясь в блестящую поверхность ее глаз.

Ведь почти всю его жизнь это было единственное зеркало, которое знал Саймон.

— Ты в моих глазах, а я — в твоих, — сказала мать.

Потом она взяла его за руку и повела вниз, и Сьюзен обняла его и сказала, каким славным парнем он стал. Потом, рука в руке, они с матерью перешли через улицу Лонг Миллгейт, пройдя мимо старухи, которая, как всегда, сидела у себя на пороге, что-то бормоча, и мимо мамаши, которая кричала: «Иоаким!», разыскивая своего сына. Так они дошли до ворот школы, и Мари позвонила в колокольчик.

Один из членов церковной коллегии подошел к воротам и спросил, по какому они делу. Саймону не понравилось, как он взглянул на его мать, но она лишь присела в реверансе и сказала, что им велел прийти настоятель. Казалось, этот человек сейчас их прогонит, но он передумал.

— Подождите здесь.

Саймон ждал, вцепившись в руку матери, — женщинам не полагалось идти дальше ворот. Открылась дверь, и страх пронизал мальчика. Сердце его затрепетало точно так же, как птицы в плетеных корзинах на рынке. Но в дверях появился не настоятель, а директор школы, у которого был весьма недовольный вид. Когда он приблизился к ним, Саймон внезапно сделал такое движение, будто хотел убежать, но мать крепко держала его за руку, глядя на сына умоляющими глазами.

— Ты же мужчина, — говорили ее глаза.

Поэтому Саймон остался стоять на месте, когда директор смерил их обоих суровым взглядом. Мари пустилась было в объяснения, но он поднял руку.

— Я сейчас его заберу, — сказал он и приподнялся на цыпочки, а потом снова опустился.

Когда мать уходила, Саймон прижал руку к воротам. Она не оглянулась, и пустоту в его сердце тут же заполнил страх.

ПРАХ

Манчестер, наши дни

На улице Динзгейт между плотно стоявшими друг к другу и едва двигающимися машинами лавировали два велосипеда. Вдруг завыли сирены, и воцарился хаос, когда две полицейских машины, карета скорой помощи и пожарная машина попытались прорваться вперед. Автомобили, автобусы и грузовики жались к тротуару или сворачивали в переулки, пешеходы прижимались к дверям магазинов. Кейт воспользовалась этим, чтобы пробраться через четыре ряда транспорта. Она уже опаздывала.

Кто-то в соборе решил, что Манчестеру пора увековечить свою доиндустриальную историю, и вместе с местными историческими обществами, Театром с образовательными программами и музеями Манчестера разработали проект для городских школ.

— Это очень пригодится для твоей характеристики, — сказала Джудит, ее персональный консультант. — Тогда можно будет отменить особые отчеты.

— Вряд ли, — возразила Кейт, и Джудит приподняла бровь.

— Разве ты не хочешь, чтобы их отменили? — удивилась она.

Кейт нахмурилась. Конечно, она хочет: ведь социальная служба за ней наблюдает, выжидая шанс, чтобы забрать ее у отца.

— Ты умеешь петь? — спросила Джудит, и Кейт еще больше насупилась.

— Я не собираюсь солировать, — предупредила она, и Джудит вздохнула.

— Ну что же, не думаю, что тебе придется, — сказала она. — Ты можешь выбрать, что захочешь: киносъемку, техническое обеспечение. Я просто подумала, что для тебя было бы хорошо, ну — участвовать. Это компенсировало бы все пропуски уроков в школе.

— Все полугодие? — заинтересовалась Кейт. — Каждый день?

Но Джудит лишь закрыла папку и взглянула на девочку.

Занятия в школе уже закончились, но тем не менее предполагается, что она будет в соборе на предварительной встрече. Она пошла домой, переоделась, и тут ее внимание привлекли беспорядок в кухне и отсутствие отца. Она не знала, где он. Оставив ему записку, она быстрым шагом направилась в центр города.

Миновав помещение для посетителей, Кейт вошла в собор через главный вход. И сразу же стих шум Манчестера. В огромные окна лились потоки света, в которых плясали пылинки. Между двумя колоннами был подвешен флаг с надписью «Год чумы, 1605». Большая группа учащихся сидела на стульях, обращенных к передней части нефа, где находились алтарь и резная деревянная перегородка. Перед ними выступала маленькая женщина с седыми волосами «сосульками». Заметив в заднем ряду Бэбс и Нолли из своего класса, Кейт направилась к ним.