Камеи для императрицы - [33]

Потемкин смотрел на нее и спокойно ждал ответа. Он сделал все, что мог. Он покорил эту гордую путешественницу. После сегодняшней ночи она не уйдет от него. Ему уже принадлежат ее тело, сердце, ум. Душа пусть остается свободной. Это делу не помешает.

— Почему бы вам, ваше высокопревосходительство, не сказать мне прямо: все решено, вот деньги, езжай. — Она вернулась от окна к столу и положила руку ему на плечо.

— Я никогда не принуждаю женщин. — Он склонил голову набок и поцеловал ее руку очень нежно. — Особенно — к таким решениям.

— Да уж… — Она усмехнулась. — То ремесло, что вы мне предлагаете, весьма опасно, не так ли? В военное время за него и на виселицу попасть можно…

— В Крыму война закончена.

— Это сегодня. А завтра?

— Душа моя, твоя жизнь мне дорога необычайно! — с неподдельным чувством произнес Потемкин. — Потому с тобой поедут проверенные люди. Во владениях крымского xaнa у нас есть немало друзей. Они будут тебе помогать. Бог владеет смелым, и твоя смелая душа — в его руках. Через месяц ты вернешься. Мы отправимся в Санкт-Петербург, к царице…

Глава шестая ДОЛГИЕ СБОРЫ, КОРОТКИЕ ПРОВОДЫ

Глафира была старше своей барыни на десять лет. Когда-то ей, дворовой девчонке, поручили нянчить полуторагодовалую Настю, первенца в семье надворного советника Петра Алексеевича Вершинина и его молодой, уже вторично беременной жены Натальи Константиновны, урожденной Ростовцевой. Вскоре у Вершининых появился сын, и все внимание родителей было отдано наследнику, а Настя росла как-то сама по себе.

В шесть лет ей наняли гувернантку, мадмуазель Мари Луизу Карпантье. Она называла себя учительницей, но в действительности получила весьма скромное образование и во Франции работала в белошвейной мастерской. Контакта с воспитанницей она не искала и, в основном, интересовалась противоположным полом. Потому Настя довольно много времени, особенно по вечерам, проводила с Глафирой. Горничная от своей бабки, деревенской знахарки и колдуньи, знала много русских сказок и охотно рассказывала их маленькой барышне.

Потом Глафиру выдали замуж зa кучера Досифея. Потом Наталья Константиновна умерла, жестоко простудившись на святочных гуляньях. Потом Настю и отданных ей навсегда Глафиру, Досифея и их сына Николая взяла к себе старшая сестра Натальи — Ксения Константиновна…

— Ой, не губите свою молодую жизню! Ой, да что вы задумали, матушка вы наша Анастасия Петровна! — голосила Глафира, обливаясь слезами.

Она стояла перед Анастасией на коленях и ломала руки.

— Перестань, Глафира! — пыталась успокоить горничную Анастасия, но та ее не слушала.

— Да рази можно такое с собой сотворити? Да где ж это видано, чтоб к нехристям, к басурманам — и прямо в самую ихнюю пасть! Да на кого ж вы нас покидаете?!

— Ты что, ополоумела? Ты едешь со мной!

— С вами? — Глафира перестала всхлипывать.

— Да.

— А Досифей? А Николай?

— Они едут тоже.

— Так бы сразу и сказали. — Глафира высморкалась в угол фартука и вытерла слезы со щек. — А то Крым, Крым… Сейчас поеду в Крым…

Как ни храбрилась Анастасия, убеждая себя, что Светлейший никогда не обманет ее, что он и его люди все сделают правильно, на сердце у нее теперь было неспокойно. После ужина она хотела почитать новый французский роман, но никак не могла сосредоточиться и уследить за перипетиями сюжета. Тут в дверь тихонько постучали. Это была Глафира. Она принесла колоду карт, особых, гадательных, в которые никогда не играли.

— Не спится мне нынче, Анастасия Петровна. Карты прямо в руки просятся.

— Ладно. Давай погадаем. — Анастасия положила книгу под подушку и села к туалетному столику, где горничная уже раскладывала карты на шесть стопок. Затем Глафира истово перекрестилась на икону в углу, поклонилась ей в пояс три раза и начала говорить заклинание:

— Тридцать шесть карт, сестры и братья, кумы и кумовья, сваты и сватьи, дяди и тетки, отцы и матери, дочери и падчерицы, сыновья и пасынки, свекры и свекрови, тести и тещи, зятья и свояки, золовки и невестки, все вы черные, все вы красные, все вы белые, скажите мне сущую правду: что сейчас есть, что завтра будет и на чем сердце успокоится… Скажите, не утаивайте, по всей справедливости, как говорили вы дочерям Иродовым да во брачном их пиру, во почетном столу. А буде не скажете вы сущей правды, то моей беды не взыщите, ино вам не жить более на белом свете, а размечу я вас по чистому полю, по зеленым дубравам, по крутым берегам, по синим морям… А буде скажете вы сущую правду, ино будет вам житье привольное да раздольное. Заговариваю вас я, раба Божья Глафира, на выведывание своей думы, на опознание дел чужих. А слово-то мое крепко!..

Пригрозив таким образом тузам, королям, дамам и валетам, напечатанным на плотной атласной бумаге в городе Берлине, Глафира взялась за дело. Ловкими пальцами начала она разбрасывать их на столе, примечая, что, где и когда ляжет. Но карты горничную не послушали и стали рассказывать о будущем как-то невнятно, выходили дальняя дорога, казенный дом, валеты в услужении, дама пик в авантаже и на сердце — бубновый король.

— Давай дальше, — сказала Анастасия.

Теперь Глафира разделила колоду на две равные части и выхватила самую нижнюю карту из одной. Это была дама пик. Горничная удивилась, сплюнула три раза через левое плечо, собрала карты вместе, энергично перетасовала, отсчитала сверху шестую и с торжествующим видом открыла ее. Снова дама пик, жгучая брюнетка и роковая красавица в сине-желтых одеждах и с красным цветком в руке, улыбалась им.