kamataYan - [30]

– Что вы имеете в виду? – Аккерман был так ошарашен, что даже не возмутился.

– Ну, я слышал, что некоторым мужикам комфортнее ощущать себя женщинами, и наоборот, – медленно ответил мускулистый. – Вдруг ребята из института пытаются оказать тебе услугу?

Долго, почти минуту, А2 прислушивался к себе, пытаясь понять, как ему комфортнее, затем покачал головой:

– Мне нравится быть мужчиной, особенно с женщинами.

– Уверен?

– Какая теперь разница?

– Ты только что назвал меня маньяком, – напомнил незнакомец, выпуская клуб дыма в сторону бутылок виски.

Странно, что ему никто не сделал замечание.

– Вы убьете моего лечащего врача? – А2 на мгновение воспрянул духом, но затем его плечи поникли. – Не поможет. Доктора Каплана сменит другой врач, и меня все равно сделают девочкой.

– Я умею не только убивать, – загадочно сообщил мускулистый.

– Правда?

– Как тебя зовут?

– Вы ведь знаете?

– Я знаю только А2 – так ты представился бармену.

– Алекс Аккерман, – А2 протянул руку, но она повисла в воздухе.

– Это не твое имя, – поморщился мускулистый.

– Вы слишком проницательны для человека из бара, – обиженно ответил Алекс, пряча руку под стойку.

– Проницательность не является признаком ума, образования или положения в обществе, – назидательно произнес незнакомец. – Только опыт. И в том числе – опыт пребывания в барах. Простые работяги могут быть очень проницательными, А2.

– Вы из простых работяг? – удивился Аккерман.

– Я разделывал рыбу в холодном цеху Северного моря, чистил канализацию в трущобах Варшавы, а по вечерам нацисты избивали меня за то, что я не говорю по-польски, я служил охранником в арабском борделе Бирмингема и сидел в концлагере для воронежских сепаратистов. Да, А2, я из простых работяг, проще не бывает.

– Это все правда? – поперхнулся Алекс.

– И не только это.

– Как вас зовут?

– Бенджамин Орсон. – Однако руку мускулистый не протянул. Вместо этого он бросил в бокал Аккермана бычок и махнул очередной шот. – Но друзьям я позволяю называть себя Орком.

– Почему?

– Потому что я и есть он, – объяснил Орсон, и в его глазах вспыхнули огоньки. То ли безумного веселья, то ли веселого безумия. – И все мои друзья – тоже. Мы – орки, которые вышли из грязи, но не увидели за ее пределами ничего, кроме другой грязи. Мы – орки, мир стоит на наших костях, и мы пришли за своей долей.

– Вам нужно золото?

– Оркам? – Бенджамин громко рассмеялся. – Нет, А2, золото нужно жирным. А мы возьмем свою долю кровью.

И замолчал, испытующе глядя на Аккермана. Тот облизнул губы, посмотрел на остатки самокрутки, воняющие из его бокала с безалкогольным пивом, робким жестом поправил smartverre и признался:

– Знаете, господин Орсон, вы меня пугаете.

– А вот ты мне понравился, А2, – не стал скрывать Орк и хлопнул его по плечу так, что Алекса швырнуло на стойку. – Ты мне пришелся по душе.

NY City, Midtown West

Грохот.

Жуткий, страшный, неожиданный грохот, разорвавший реальность сначала объемным звуком, а затем – глубоким страхом. Мозг еще не понял, что случился взрыв, даже вышколенные, вырезанные скальпелем рефлексы не сработали – а страх уже накрыл с головой. А следом, сразу – ударная волна. Врезала наотмашь, с безжалостностью профессионального боксера, подбросила в воздух, швырнула на стену, сдавила так, что стало невозможно дышать, кричать, стонать, плакать, и показалось, что это и есть смерть.

И…

Карифа закричала.

Не от страха, а чтобы понять, что жива.

Закричала, когда накрыло с головой, когда взрыв смешал эмоции и чувства в пожирающий самого себя клубок обнаженных нервов, когда показалось, что выбраться невозможно и гроб уже завален землей. Закричала и поняла, что чудовищный взрыв доставил ей немыслимое удовольствие и трясет ее не от страха. Поняла, что на пике наслаждения она лишилась сознания и клубок спутанных чувств зачем-то подменил одни эмоции другими.

Смешал любовь со смертью, врезав восхитительную сладость в жуткие воспоминания.

Карифа открыла глаза и увидела себя на кухонном столе… нет – ощутила себя на кухонном столе, голой, с бесстыдно раздвинутыми ногами и до сих пор вздрагивающей всем телом от продолжающих накатывать волн удовольствия. Увидела мужчину, доведшего ее до исступления. Почувствовала его в себе… и губы дернулись: то ли в недоулыбке, то ли в недогримасе.

Потому что этого мужика Карифа видела впервые в жизни.

А он наклонился, поцеловал женщину в губы – Амин ответила, но не так страстно, как пару минут назад, – отстранился, при этом на его круглом лице появилась самодовольная улыбка, повернулся, раскрыл холодильник и встал перед ним, почесывая короткую бороду левой рукой.

– Что ищешь? – лениво поинтересовалась Карифа, не поднимаясь со столика. Ей не понравилось, что незнакомый мужик без спроса хозяйничает на кухне, но делать замечание не стала – поленилась.

– Не знаю, – спокойно ответил бородатый. – Выбираю.

«Джа!» – всплыло в памяти.

Темный бар, в котором можно курить что угодно, включая табак, громкие голоса справа, кто-то смеется, кто-то кого-то хвалит, полные сочувствия глаза бармена, знающего, из-за чего надирается Амин, и бородатый рядом. Почему-то он кажется близким… Тогда показался близким, а сейчас вызывал смутные чувства.