Калигула - [6]

Я перевела взгляд сначала на Нерона с Друзом, поглощенных беседой с императором (способны ли они на бдительность?), а потом на кровавую дорожку на полу – единственный след, оставленный римским аристократом. Префект Сеян вернулся на свое место в глубокой тени ниши и, сложив руки на груди, наблюдал за собранием.

– А вот за этим типом надо следить с удвоенным вниманием, – прошептал мне на ухо Калигула. – Он не остановится на пути вверх, пока не превзойдет самого Юпитера.

Я еще некоторое время изучала Сеяна, а потом оглянулась на брата, однако тот уже увлеченно беседовал о чем-то с Друзиллой. Тогда я повернулась к Пине, но и она была занята: прислушивалась к разговору о государственных делах, будто надеялась почерпнуть что-то полезное для своих интриг на вилле. Я оказалась предоставлена самой себе, и делать мне было решительно нечего. Оставалось лишь смотреть на престарелого властителя, который мгновением ранее сделал моих братьев своими наследниками, да на Сеяна. Тот так слился с тенью, что казался сотканным из мрака.

И на меня внезапно вновь накатил ужас.

Последующие годы потекли на удивление быстро, несмотря на поселившийся в нас страх вмешательства в нашу жизнь императора или префекта претория. После того как старый Тиберий назначил моих братьев преемниками, мать сделала все, чтобы Нерон и Друз как можно скорее уехали в армию трибунами. Даже далеким от нашего семейства людям было понятно, что так она старалась уберечь сыновей от опасностей придворной жизни. Однако я не видела в этом большого толка: если нашего отца в самом деле отравили по приказу императора, то расстояние не играло роли, ведь он служил тогда в Сирии! Тиберий не был в восторге оттого, что двое его новых преемников уехали из города буквально через месяц после объявления о его решении, но не мог же император критиковать молодых римлян за то, что они следуют традиционной карьере cursus honorum – «путь чести»!

Итак, Нерон получил должность трибуна в Третьем Августовом легионе в Тевесте, а Друз – в Третьем Киренаикском легионе в Египте. В тот период вся Африка бурлила из-за восстания под предводительством вождя-варвара Такфарината, то есть война непременно заденет Нерона. Да и другого брата тоже, скорее всего. И все-таки нашу мать это не пугало так, как могло бы. Дело не только в том, что от трибунов не требовалось непосредственного участия в боях. По мнению матери, пустыня, населенная племенами берберов, менее опасна для жизни, чем один преторианец с ножом.

Я отметила, как менялось отношение братьев к решению императора. Невозможность поверить своему счастью быстро перетекла в горделивое самодовольство, которое братья зачастую, не отдавая себе в этом отчета, демонстрировали Калигуле и Лепиду. Потом, когда первые восторги поутихли, а Нерон и Друз осознали истинный смысл и опасности своего нового статуса, их охватила нервная, тревожная покорность. По-моему, они были рады покинуть Рим, получив свои трибунаты. Меня и Друзиллу прощание с братьями опечалило, Калигула провожал их с пониманием, а наша сестра Агриппина была разочарована. Наверное, она ожидала, что их внезапное возвышение каким-то образом повлияет и на ее положение. Этого не случилось, а с отъездом Друза и Нерона всякие надежды на перемены и вовсе растаяли.

На вилле с матерью нас оставалось еще четверо. Расставание с двумя старшими братьями проделало заметную дыру в нашем существовании, в доме воцарился неестественный покой. Мы старались жить как прежде, пусть и с меньшим энтузиазмом играли с друзьями и учились тому, что потребуется нам во взрослой жизни.

Подозреваю, мать махнула на меня рукой в том, что касалось учебы. Вот Агриппина была прилежной ученицей, она впитывала все, что только могла, и расчетливо припрятывала знания на потом, на тот случай, если они ей понадобятся. Никто из нас не сомневался, что в браке она добьется успеха, как добивалась его во всем благодаря своей целеустремленности и умению манипулировать людьми. Я даже слегка жалела ее будущего мужа, потому что Пина, разумеется, не удовлетворится скромной второй ролью ни при каких условиях. Человек, который возьмет ее в жены, забудет, что такое покой. Из Друзиллы же – будь она проклята! – получится идеальная римская матрона. Она, как и старшая сестра, прилежно всему училась, но только для того, чтобы хорошо справиться с ролью супруги, в отличие от Агриппины – та училась в надежде извлечь выгоду из этой роли.

Ну а я? У меня не было уверенности в том, что я вообще выйду замуж. Почему-то я рассудила, что у матери не останется на меня ни сил, ни терпения после того, как она устроит свадьбы Агриппины и Друзиллы. Я была упряма и ценила свободу. Знала, что женой стану не самой лучшей. Для меня важнее всего на свете была родная семья. Вот почему я вполуха слушала бесконечные наставления о том, что от меня потребуется в будущем и как жена должна поддерживать порядок в доме мужа. Честно говоря, меня куда больше интересовали занятия Калигулы: ораторское искусство, история, математика. Мне даже дали несколько уроков обращения с мечом, когда мать вдруг расщедрилась.