Калигула - [175]

Тут толпа закричала в один голос:

— Мы готовы страдать за закон, возложенный на нас Богом!

— Тогда вы действительно хотите войны, хотите бороться с императором? — растерянно спросил Петроний.

Бородатый, одетый в белое жрец попросил слова:

— Нет, легат, войны мы не хотим. Дважды в день мы жертвуем нашему Богу, моля о благополучии императора, но, если он настаивает на том, чтобы его изображение установили в храме, мы принесем в жертву себя — тогда ему придется всех нас убить. Мужчину за мужчиной, женщину за женщиной, каждого ребенка.

— Это ваше решение? — обратился Петроний к собравшимся.

— Да! — раздалось со всех сторон.

Петроний отвернулся. Он не мог не восхититься этим народом, который готов был пожертвовать собой, лишь бы не нарушать законы своего Бога. Он ушел обратно во дворец, бывшую резиденцию тетрарха Герода Антипы, правившего Галилеей и Переей, пока Калигула не сместил его, заменив дружком Агриппой.

— Что случилось с этим народом? — спросил он одного из сопровождающих офицеров. — Они готовы ради пустого места отдать себя на заклание — по крайней мере, это читается в их глазах. Непонятный, невидимый Бог значит для них все. Как мне быть, что я должен делать?

— Когда мы войдем в Иерусалим во главе пары легионов, иудеи трусливо подожмут хвосты, — предположил трибун.

Петроний покачал головой.

— Не думаю. Они пожертвуют себя своему Богу. Мне так показалось уже тогда, в Антиохии, когда я разговаривал с их учеными мужами. С ними обо всем можно договориться, уморить налогами, но тут они не отступают ни на йоту. Сейчас речь идет не о свободе, чести или владениях, а о чем-то высоком, что для нас остается закрытым.

— Слава Юпитеру! — сказал офицер, и в голосе его прозвучала насмешка.

Петроний вздохнул:

— Завтра я еще раз попробую с ними поговорить, может быть, найду путь к пониманию. Нельзя, чтобы так продолжалось. Узнав, что от них требуется, эти люди больше пальцем не пошевелят. Сбор урожая затянулся на несколько недель, торговля замерла, все хозяйство тоже, а я должен нести за все ответственность. Стоял бы император сегодня на моем месте, он бы задумался, стоит ли силой добиваться своего. Во имя богов — я обращаюсь и к иудейскому Богу — мы должны договориться, и скоро. Позаботься о том, чтобы завтра в полдень они снова собрались в театре. Я найду решение, пусть это даже будет моим последним решением в должности легата Сирии.

За три года правления Калигула растратил всю оставленную Тиберием государственную казну — ее оценивали почти в четыре миллиарда сестерциев — и при этом не создал для Рима ничего существенного. Он не построил ни одного общественного здания, лишь довел до конца сооружение нескольких начатых Тиберием строений. Это были храм Августа и театр Публия Помпея на Марсовом поле. Величайший государственный муж подарил Риму первый театр из камня, потому что серьезные и нетребовательные республиканцы стыдились сооружать из крепкого материала здание для развлечений. И Помпей был сыном своего времени, он дополнил фривольный поступок строительством маленького храма Венеры Победительницы на верхнем этаже зрительских трибун, придав светскому сооружению сакральное значение. К театру должен был прилегать двор с длинными колонными залами, где публика могла бы прятаться от дождя. Но Помпей, великий соперник Цезаря, начал строительство только на закате жизни, поэтому многое осталось недоделанным. Между колоннадами курии Помпея Юлий Цезарь погиб от ножей врагов, после чего помещения замуровали и театр почти не использовали. При Тиберии работы возобновились, но завершить строительство было суждено Калигуле, который представил все так, будто самое красивое римское сооружение являлось лишь его творением.

Устроенный Помпеем в театре праздник освящения стал легендой, о которой все еще рассказывали, хотя уже прошло девяносто лет, что для тщеславного Калигулы послужило поводом для ревности к давно усопшему Помпею. Каллисту пришлось копаться в архивах до тех пор, пока он не нашел официальных записей об упомянутом событии.

— Праздники длились семь дней. Они начались спортивными соревнованиями римских юношей и продолжились театральными и музыкальными представлениями. Кульминацией же явились бои с дикими зверями, во время которых убили пятьсот львов.

— Пятьсот? — переспросил Калигула, недоумевая.

Каллист, преисполненный злорадства, утвердительно кивнул.

— Да, император, пятьсот. Так здесь написано. После этого были устроены первые в Риме бои слонов.

По выражению лица императора было видно, как лихорадочно работал, его мозг.

— Пять сотен львов раздобыть не получится; у Помпея были другие возможности. Мы заменим зверей людьми.

Каллист окаменел. Такие короткие замечания императора не обещали ничего хорошего. Он попытался осторожно прощупать почву.

— Ты имеешь в виду, что на этот раз все пройдет без зверей?

— Нет, нет, — оживленно объяснил Калигула, — так я не думаю. Пара львов, тигров и леопардов должна появиться, медведи и волки тоже. Люди просто ждут этого. Я хотел сказать, что упор мы сделаем на гладиаторов, а между ними разыграем сцены из мифологии с кровью и криками — как любят плебеи. Ты знаешь эти пьесы, они все время одни и те же, и ни одному писаке не придется ничего выдумывать. Геркулес сгорает в Нессовой одежде, Актеона разрывают на части собаки; легенду про Аттия, когда парня лишают достоинства, зрители тоже любят. Многие при этом так пищат и извиваются! Кстати, давно не разыгрывали сказание о Прометее, а ведь забавная вещь.