Калиф на час - [28]

В общем, дядя Гица благоразумно решил не распространяться насчет ночного случая. И то, что вполне могло стать благодаря своей непонятности и необъяснимости новостью номер один по крайней мере на неделю, ею не стало.

Это печальное обстоятельство в некоторой степени было компенсировано неожиданным появлением "фельдмаршала". Но и к нему вскоре иссяк всякий интерес, если не считать всюду сующих нос краснокожих вождей.

И вот, когда казалось, что все новости исчерпаны раз и навсегда, случилось нечто странное и, при ближайшем рассмотрении, непонятное. И новость об этом в один момент облетела весь городишко. В один прекрасный день начальник милиции, заведующий гороно, директор краеведческого музея и еще семнадцать заведующих, начальников и директоров разных городских учреждений получили анонимные письма, отличавшиеся только подписью:

одни были подписаны классически "Доброжелатель", другие непонятно - Тилле из Раталара и Иорр из Венделло. То, что эти самые Тилле, Иорр и Доброжелатель - единый анонимщик в трех лицах, ясно было с первого взгляда: все два десятка накарябанных на обрывках газет каракулей содержали одно и то же сообщение, которому их неизвестный автор явно придавал огромное значение, поскольку размножил их в таком количестве, на которое у обыкновенного анонимщика просто не хватило бы духу. Понять же, что было в них нацарапано, оказалось совершенно невозможным. Но, к счастью, директор музея Павел Федорович был в некоторой степени полиглот, и к тому же самой профессией приучен к разгадыванию всяческих загадок. Оказалось, что все письма написаны на какой-то странной смеси испанского, английского и ломаного немецкого языка. И во всех них коротко, без ненужных подробностей, сообщалось: "Эти гады Александру Македонскому танки за полцены отдали. Не иначе-взятка".

Люди серьезные пожали плечами, кое-кто счел анонимку плоской шуткой, но на базаре новость эта была в центре внимания почти неделю. И тут, как за первой каплей, хлынул настоящий анонимный ливень, хлестнувший даже в почтовый ящик нашей библиотеки. Однажды утром, вынув свежую почту, среди газет я обнаружил замусоленный обрывок с "донесением": "Эта сволочь Хоррибле жрет фенол, и никто не смотрит".

Разбирая тусклые карандашные каракули, я вдруг спиной почувствовал чей-то взгляд и, обернувшись, увидел, что из-за афишной тумбы, пристально следя за тем, что я делаю, выглядывает "фельдмаршал". Что-то неприятное показалось мне в этом, может потому, что человеку всегда неприятно, когда за ним подглядывают. Я машинально скомкал бумажку и бросил. И тут фигура, прятавшаяся за афишной тумбой, с неожиданной прытью метнулась ко мне, я даже инстинктивно отшатнулся. С каким-то хриплым рыком "фельдмаршал" проворно подхватил с земли скомканную бумажку и отпрыгнул в сторону. В глазах его плескалась такая злоба, что я, честно говоря, растерялся. А он, вдруг выдернув из кармана какую-то деревяшку, наставил на меня: "Пух! Пух!". Довольная ухмылка пробежала по его заросшей физиономии, сунул деревяшку в карман и зашагал прочь... Так я в последний раз видел "фельдмаршала". В последний, потому что он вдруг исчез. В какой именно день это случилось, естественно никто не заметил. Может, неделя прошла, а может, месяц. Просто однажды один, потом другой и наконец все обратили внимание, что примелькавшаяся было фигура перестала мелькать. Раздумывать над этим фактом .не было никакой причины-как пришел, так и ушел.

Пролить же свет на это исчезновение мог бы тот же дядя Гица, но он попросту не усмотрел никакой связи между исчезновением "фельдмаршала" и тем, что снова произошло во время его ночного дежурства. Собственно, связывать было нечего, так как особенного, с точки зрения дяди Гицы, ничего не произошло. Просто снова под утро, по привычке и обязанности обходя коммунхозовскнй хоздвор, он услышал шаги за забором и, отодвинув висевшую на одном гвозде доску, разглядел в предрассветной полутьме фигуру, в которой без всякого труда узнал "фельдмаршала". "Тьфу ты, носит его по ночам!"-выругался про себя дядя Гица. "Фельдмаршал" остановился в двух шагах от забора и громко сказал кому-то:

- Хальтштадт! Хальтштадт!

Слов этих дядя Гица не понял, но что "фельдмаршал" ищет какой-то проход, было ясно, и еще более было ясно, что какой же еще проход искать, если не на территорию, им охраняемую. Поэтому дядя Гица, не долго думая, щелкнул затвором берданки и гаркнул:

- А ну, проходи! Стрелять буду! "Фельдмаршал" подпрыгнул и метнулся прочь. Сторож успокоено пристроил берданку на плечо и двинулся дальше. Он не видел, как за его спиной серая тень осторожно перелезла через забор, и только услышал, как что-то громко чавкнуло в выгребной яме. Обернувшись, он вгляделся в предрассветную темь, но ничего не увидел, хотел было повернуть, но, поколебавшись, решил: земля, наверно, осыпалась,-и зашагал дальше...

Месяца два спустя, уже к осени, я случайно проходил мимо полуразрушенной водонапорной башни и увидел кучку мальчишек, что-то оживленно обсуждавших. Поскольку я, хоть и давно, тоже был мальчишкой, мне стало совершенно ясно, что затевается некая грандиозная операция, цель которой была совершенно очевидной, так как торчала рядом. Я подошел к мальчишкам, они настороженно замолкли.