Какого цвета небо - [2]

– Жадный ты, Ванька-Встанька!

– Пусть я буду жадный, только не скупой!… – во весь голос пропел я, становясь на ноги.

– Тогда, значит, ты скупой!

– Сколько надо?! – значительно сказал я, выгибая грудь, по-борцовски напрягая мускулы на руках и ногах, завращал глазами.

– Килограммчика два здоровьишка, а?… – попросила мама и засмеялась.

– Для родной матери… – я вылупил глаза, замотал головой, – даже два с половиной не жалко!

– Здоров, дубинушка! – с удовольствием сказала мама, глядя на меня поблескивающими глазами. – Здоров, ничего не скажешь!

– Рад стараться, ваше благородие! – перекинул полотенце через плечо, замаршировал из комнаты, чуть не до потолка вытягивая носки прямых ног.

Мама смеялась…

Вышел в прихожую, осторожно, без стука, прикрыл дверь комнаты, по пути в ванную заглянул в кухню полюбоваться на чайник.

– Вскипел, я выключил, – пояснил мне Вить-Вить. Он все сидел на табуретке, и второй табурет был так же зажат между колен, но зачем-то уже перевернут кверху ножками. А широкое лицо моего непосредственного начальника, начисто утеряв присущую ему жизнерадостность, выражало теперь откровенную обиду. Я поднапрягся, стараясь сообразить, чем вызвана эта разительная перемена, но так и не смог понять. Поэтому только сказал на всякий случай:

– Сейчас попою маму чаем и – моментом в магазин!

– Зина сегодня работает… – опять-таки без всякой связи с предыдущим повторил он.

Я вообще-то ничего не имею против такого метода разговора, когда тебе непрерывно задают загадки, а ты отвечаешь, будто ребус или кроссворд решаешь. Я бросил пробный шар: ¦ – Вас понял, перехожу на прием: давай деньги, скажи, что надо, будет куплено!

Он кивнул, уже подчеркнуто-безразлично поглядел на ванную:

– Светка там моется…

С этой очередной задачей я справился относительно легко, поскольку не впервые уже с ней встречался.

И вообще у нас со Светкой, хоть ей и пять лет всего, что-то вроде дружбы. Ответил бодренько:

– Будет сделано! – и пошел в ванную. Светка в одной рубашке стояла перед раковиной и то прижимала маленький палец к отверстию крана, то чуть отпускала его, радостно повизгивая, пугливо отскакивая от бьющей в стороны струи воды.

– Доброе утро, Цветичка.

Она повернула ко мне заспанное розовое личико, а глаза у нее были уже чистыми, ясными, проснувшимися, ответила тоненько и звонко:

– Здравствуй, Иванушка, – и спросила без всякого перехода: – Тетя Валя химику или физию учила?

– Литературу и русский, – ответил я и стал мыть ей руки, потом лицо.

Она терпеливо молчала, только глаза зажмуривала изо всех сил. Я осторожно вытер ей лицо, стал вытирать малюсенькие, как у куклы, руки.

– А теперь тетя Валя умирает?

– Иди, иди, – сказал я, повернул ее лицом к двери, легонько подталкивая.

Стоял под ледяным дождем и все думал, что это правда: мама действительно умирает, и Венкин отец, профессор Дмитриев, сказал, что метастазы уже поразили пищевод, а до этого опухоль была только в желудке. Мама сама, наверно, понимает это, хоть ей никто и не говорил, что у нее рак. Вот уже год, как у мамы инвалидность второй группы, – в школе она не может работать. В последнее время ей даже трудно выходить в магазин, и ест она одну манную кашу да пьет чай с мягкой булкой. Но в больницу не соглашается ложиться, как Павел Павлович Дмитриев ее ни уговаривал.

Вдруг почему-то вспомнил, какой красивой и умной, строгой была мама в школе и как ребята ходили к ней разрешать все споры… А теперь от старого только и осталось, что голос: «Поезжай!…» И тут понял, что плачу.

Вышел из ванны, стал привычно и сильно растираться полотенцем. Может, найти все-таки отца, ведь мама, кажется, до сих пор его любит?!. Что у них тогда получилось, почему они расстались, когда я и в школу еще не ходил? И от алиментов мама отказалась, и даже ни одной фотографии отца у нас дома нет, и никогда мама о нем не говорит. Я знаю только, что он шофер, «любитель выпить и погостить в жизни» – мамино выражение, хоть и говорила она тогда не об отце. А может, и его имела в виду?… Теперь у отца другая семья где-то в Москве, его новая жена работает буфетчицей, и у нее есть дочь Вера от первого брака. Все это сообщила мне по секрету Зинаида Платонова. Я, помню, хотел спросить, откуда и как она это узнала, но в последний момент почему-то передумал, не спросил…

Вить-Вить по-прежнему сидел на табуретке, одевал Светичку, она стояла между его колен, смотрела задумчиво в окно.

– А?… – сказал он, глянув на меня.

– Конечно, – согласился я, – с нами попьет чаю, – одной рукой взял Светкину ручонку, второй – чайник; мы пошли к нам.

– А, Светичка-Цветичка! – ласково сказала мама; она уже сидела за столом. Волосы ее были по-обычному аккуратно причесаны; протянула Светке руку: – Иди, я тебя причешу. – Рукав халата задрался, мамина рука была желтой и худой.

Светка доверчиво и послушно встала рядом с мамой, вытаращив от любопытства глазенки, смотрела на мамино лицо. Мама, не удержавшись, провела подрагивающей рукой по пышным, светлым и вьющимся волосам Светки. Я отвернулся поспешно, стал доставать из буфета чашки, хлеб, булку.

– Тетя Валя, ты умираешь, да?

Я достал из холодильника масло, колбасу.