Какое надувательство! - [152]

.

— Бога ради, тетушка, — возмутился Родди. — Как тебе удается разглядеть свое вязанье в этой темноте? И не могла бы ты любезно воздержаться от этого раздражающего музицирования?

— Должна заметить, мистер Оуэн, ваша изобретательность вызывает восхищение, — сказала Хилари, и брат уловил в ее голосе хрупкую натянутую веселость — вернейший признак того, что дух ее сильнейшим образом ажитирован. — Не могу не поинтересоваться, какой конец вы уготовили всем остальным?

— Честно говоря, об этом я пока не подумал, — ответил Майкл. — Понимаете, я более-менее импровизирую.

— Да. Но ведь какие-то представления у вас должны быть. Спина Генри, руки Марка. А как насчет Томаса? На какую часть его анатомии вы намерены накинуться?

— А где вообще Томас? — спросил вдруг Родди. — Он должен был вернуться сто лет назад. В последний раз я видел его…

— Ш-ш! — оборвала его Хилари. Воздух в комнате внезапно сгустился. — Кто там ходит?

Все прислушались. Шаги? Кто-то — или что-то — в комнате? Тайное, сторожкое присутствие переползает из одной чернильной тени в другую — и вот уже совсем близко? Шевелится на самом столе, за которым они сидят, напрягшись, в ожидании — чего? — а что-то очень тихо, очень осторожно передвигается?

— Кто здесь? — спросила Хилари. — Давайте говорите же.

Все затаили дыхание.

— Тебе мерещится, — через минуту тишины вымолвил наконец Родди.

— Мне никогда ничего не мерещится, — с негодованием ответила Хилари. Но напряжение уже спало.

— Ну, страх иногда играет с людьми странные шутки, — сказал ее брат.

— Слушай, я ничего не боюсь.

Родди лишь презрительно хохотнул:

— Не боишься? Да ты до смерти перепугалась, старушка.

— Не понимаю, с чего ты взял.

— Мы с тобой знакомы много лет, дорогуша, и ты для меня — как открытая книга. Всегда прекрасно видно, если ты расстроена. Ты начинаешь возиться с виноградом.

— С виноградом? Ты о чем?

— Ты играешь с ягодами. Чистишь их. Сдираешь шкурки. У тебя это с детства.

— Может, я и делала так в детстве, но сегодня я этим не занимаюсь — могу тебя заверить.

— Ой, хватит, а? У меня сейчас одна как раз в руке.

Родди покатал виноградину большим и указательным пальцем — без шкурки на ощупь она была гладкой и маслянистой — и кинул в рот. Сжал зубами — но вместо ожидаемого вкуса свежего сока ощутил, как зубы со скрипом скользнули по чему-то резиновому, и рот его наполнился мерзким, безымянным злоядием, какого ему не доводилось испытывать доселе.

— Господи боже мой! — вскричал он и выплюнул мерзость. Его чуть не вывернуло наизнанку.

В это мгновение зажегся свет. Сощурившись от неожиданной яркости, Родди несколько секунд потратил на то, чтобы опознать только что выплюнутый предмет, лежавший перед ним на столе. То был полупережеванный человеческий глаз. Его собрат злобно таращился на Родди из фруктовой вазы — налитый кровью глаз Томаса Уиншоу, навсегда остановивший свой безжизненный немигающий взгляд.

Глава шестая Венчающий штрих [119]

— Теперь ему нужно поспать, — сказала Фиби, когда Родди опустился на подушку и дыхание его постепенно выровнялось и замедлилось. Она бережно приняла из его руки стакан, поставила на тумбочку и убрала пузырек с пилюлями к себе в сумочку.

Хилари бесстрастно разглядывала брата.

— Малыш всегда был брезглив. Но все равно я раньше не видела, чтобы он так реагировал. Как вы считаете, он придет в себя?

— Я полагаю, у него просто шок. Несколько часов покоя — и все пройдет.

— Что ж, покой нам всем бы не помешал. — Хилари оглядела комнату и подошла к окну проверить, надежно ли оно заперто. — Он ведь здесь в безопасности, правда? Нет смысла оставлять его тут спать сном младенца, если наш домашний маньяк подкрадется и прикончит его, как только мы отвернемся.

Самое лучшее, решили они, — просто запереть его в спальне. Фиби уверяла, что до утра он не проснется, а если и проснется, то временное неудобство заточения наверняка будет мало что значить по сравнению с соображениями личной безопасности.

— Наверное, это мне лучше оставить при себе, — сказала Фиби, сунув ключ в карман джинсов, когда они вместе шли по коридору.

— Это еще почему?

— Думаю, очевидно. Когда убили Томаса, мы с Майклом сидели связанными. Это ставит нас вне подозрений, не так ли?

— Наверное, — секунду подумав, коротко ответила Хилари. — Как бы то ни было, могу поздравить того, кто стоит за всем этим. Ни одного трюка не пропустил. Оборвал все телефоны, к примеру. Я, наверное, способна простить все, кроме этого.

— В смысле — нельзя позвонить в полицию?

— Гораздо хуже. Я даже модем подключить не могу. Впервые за шесть лет я не сдала материал в срок. У меня просто бомба для них была — об этих пацифистах из Лейбористской партии, вокруг которых иракцы бегают кругами. Ладно, — вздохнула она. — Придется запастись терпением.

Они вернулись в гостиную, где Табиту снова придвинули поближе к огню, но она теперь не вязала, а изучала пухлый томик в мягкой обложке: при ближайшем рассмотрении книжка оказалась четвертым томом „Справочника воздушного пилота“. Когда Хилари и Фиби вошли, она подняла от книги глаза и воскликнула:

— Ах, вот вы где! Я уже думала, вы никогда не вернетесь.