«Какая прелестная школа!..» - [6]

— Ребята будут его любить, — заметил Стюарт. — Этот учитель продержится. Посмотрим, нет ли чего-нибудь еще.

Была учительница истории — степенная женщина, одаренная незаурядным талантом художника. Она с поразительной легкостью рисовала шаржи и карикатуры, веселой беседой увязывая их воедино.

Был учитель экономики — он показывал фокусы с картами и монетами.

Были две молодые женщины, которые явно подражали Марджори Мак-Миллан, но проделывали все не так откровенно. Их показатели были поэтому гораздо ниже.

— Хватит, теперь вы получили представление о том, какая перед вами задача, — сказал Стюарт.

— Если учитель умеет только обучать, он оказывается в страшно невыгодном положении, — задумчиво подытожила мисс Болц. — Эти учителя просто актеры. Они не обучают, а только потешают.

— Они обязаны освещать свой предмет в рамках программы. Если ученики смотрят телевизор, они не могут не усвоить хоть что-нибудь.

На бесплодном, негостеприимном Марсе мисс Болц двадцать пять лет мечтала о Земле. Мечтала пройтись босиком по зеленой траве, и чтобы вокруг были зеленые деревья и кустарник, а над головой вместо неразличимой прозрачности атмосферного купола — бездонное голубое небо. В унылой марсианской пустыне мисс Болц мечтала о бурных волнах океана, вздымающихся до самого горизонта.

И вот она снова на Земле, живет в бескрайнем городском комплексе Восточных США. На крохотные парки покушаются улицы и дома. Голубое небо почти не видно из-за воздушного движения. Океан она видела мельком раза два, из окна аэротакси.

Но где-то ведь остались зеленеющие поля, озера, реки и океан — только поезжай туда! А мисс Болц все работала. Корпела над материалами, готовясь к урокам. Часами записывала и переписывала примеры, часами детальнейшим образом репетировала, снова и снова повторяла часовой урок, прежде чем отдать его на съедение жадному глазу камеры.

И никто на нее не смотрел. В течение первых же двух недель она теряла учеников десятками, сотнями, тысячами, и, наконец, не осталось ни единого.

Мисс Болц пожала плечами, изгнала мысли о своем унижении и взялась за «Венецианского купца». Джим Паргрин помог ей, дав возможность продемонстрировать великолепные фильмы о Венеции и разные экранизации пьесы.

Мисс Болц грустно сказала:

— Ну не обидно ли показывать такие прекрасные ленты, когда их никто не смотрит?

— Я смотрю, — возразил Паргрин. — С удовольствием.

Его добрые глаза опечалили мисс Болц, напомнив давнее — красивого юношу, который провожал ее на Марс, смотрел на нее таким же взглядом и обещал приехать, как только окончит политехнический колледж. Он поцеловал ее на прощанье, а потом она узнала, что он погиб в нелепой катастрофе. Долгие годы пролегли между двумя нежными взглядами, но мисс Милдред Болц не находила, что эти годы прошли впустую. Она никогда не считала труд учителя неблагодарным, пока не оказалась в тесной комнате под окном камеры.

Когда рассылались очередные показатели Тендэкз, ей позвонил Паргрин.

— Вы получили экземпляр?

— Нет.

— Я раздобуду и пришлю вам.

Так он и сделал, но мисс Болц и без того знала, что показатель у Болц Милдред — английский, десятый и так далее — нуль.

Она перерыла библиотеки в поисках книг по технике телеобучения. Книги пестрели примерами тем, выгодных для наглядного изложения, но почти не помогали преподавать английский десятому классу.

Мисс Болц обратилась к педагогическим журналам и исследовала тайны нового обучения. Она прочитала о том, что личность священна, и о праве ученика получать образование на дому, не отвлекаясь на общественные обязанности. Прочитала о психологической опасности конкуренции среди учителей и о пагубе искусственных критериев; о вреде устаревшего группового метода обучения и его зловещей роли в росте детской преступности.

Паргрин принес новые показатели Тендэкз. Мисс Болц вымученно улыбнулась.

— Опять нуль?

— Ну, не совсем.

Она уставилась на бумагу, мигнула, опять уставилась. Показатель был 0,1 — одна десятая процента. Затаив дыхание мисс Болц произвела в уме кое-какие арифметические действия. У нее есть один ученик! В тот миг она бы отказалась от будущей пенсии, лишь бы познакомиться с этим верным подросткам.

— Как по-вашему, что теперь будет? — спросила она.

— С вашим контрактом шутить не приходится. Уилбинс ни шага не предпримет, пока не будет уверен, что дело бесспорное.

— Так или иначе, приятно сознавать, что у меня есть ученик. Как вы думаете, может быть, он не один?

— А почему вы не предложите им написать? Письма учеников пригодятся вам на суде как доказательства.

— Меня не интересуют доказательства, — ответила она, — но я попрошу, чтобы мне написали. Спасибо.

— Мисс… а-э… Милдред…

— Да?

— Нет, ничего. То есть я хотел… Вы бы не согласились завтра пообедать со мной?

— Охотно.

Целую неделю мисс Болц не решалась попросить своих учеников, чтобы они ей написали. Причину своих колебаний мисс Болц понимала слишком хорошо. Она боялась не получить ответа.

Но вот настало утро, когда она кончила излагать урок за минуту до звонка, сложила руки и натянуто улыбнулась камере.

— Я хочу попросить вас об одной услуге. Пусть каждый напишет мне письмо. Расскажите о себе. Расскажите, нравятся ли вам произведения, которые мы проходим. Вы обо мне все знаете, а я ничего о вас не знаю. Пожалуйста, напишите мне.