«Какаду» - [35]

— Нет! Не могу. В самом деле не могу. Я не могу сегодня играть…

Пани Марта кивнула и, задумавшись, некоторое время еще сидела молча, потом встала и ушла на кухню, вслед за ней ушли и девочки. Оставшись один, я снова сел в кресло, откинув голову на его мягкую спинку, вытянул ноги, закрыл глаза и с облегчением подумал о том, что час отдыха недалек. Я смертельно устал и ждал сна, как спасения; отяжелевший и неподвижный, глядел я из-под прищуренных ресниц на елку, прислушивался к долетавшим из кухни шорохам, ловил шум приглушенного разговора, плеск воды, стук посуды, звон перекладываемых с места на место приборов, тихие шаги девочек и неожиданно, несмотря на охватившее меня оцепенение, почувствовал вдруг прилив радости и блаженного покоя — я был дома, в безопасности, среди близких людей, окруживших меня нежностью и заботой, которая чувствовалась на каждом шагу, в каждом даже самом незначительном жесте; погруженный в теплый полумрак, с его тихими шорохами, я все больше поддавался очарованию этого вечера, с каждой минутой отделявшего меня от событий минувшего дня. В какой-то момент мне вспомнилась Эва, девушка, с которой мы познакомились в поезде и условились о встрече, но я подумал, что, наверно, не пойду к ней, ибо у меня не было ни малейшего желания начинать все сначала, и еще я подумал, что если, несмотря на все колебания, все же решусь продолжить это знакомство, то не позволю втянуть себя в игру, которую женщины так любили, но правила которой слишком хорошо были мне уже известны, — бесплодную игру, заполнявшую пустоту их собственного, лишенного цели существования. Игра эта только опустошала мою душу, а мне необходимо было беречь силы для будущего, призвание мое все настойчивее напоминало о себе, я с нетерпением ожидал минуты, когда снова окажусь в своей мастерской, тосковал по старым книгам, литографиям и гравюрам с их терпким запахом скипидара и масляных красок, но знал, что пройдет еще немало времени, прежде чем я смогу оставить профессию коммивояжера смерти, — я человек, заранее обреченный на смерть, разыскиваемый всеми полицейскими службами страны, неустанно преследуемый, человек, которого, кажется, вот-вот загонят в ловушку, но который все еще яростно отбивается от своих преследователей, как бешеный и одинокий зверь. Я думал о многом, но мысли мои с каждым мгновением становились все более расплывчатыми, картины пережитых в этот день событий, словно морские волны, то отдалялись, то снова набегали, в голове слегка шумело, я слышал тихое потрескивание свечей на елке и открыл глаза, чтобы проверить, не догорели ли они — нет, им еще долго гореть, — успокоившись, с облегчением опустил веки и вдруг погрузился в сон.

VII

Сочельник: начало пути

Меня разбудил осторожный стук в дверь; приоткрыв глаза, я в недоумении огляделся по сторонам и в первую минуту никак не мог понять, где я и что со мной, но когда постучали снова, заметил серую полоску света, протянувшуюся через всю комнату, тускло освещенную мерцающим блеском качающегося на ветру уличного фонаря, толстую решетку на узком высоком окне и заставленные мебелью мрачные, таящие немую угрозу углы. Из висевшего на стене огромного зеркала с позолоченной рамой в стиле барокко на меня глядело продолговатое лицо с резкими чертами — неподвижная маска, на которой живыми были лишь холодно поблескивающие глаза. Я сморщил брови, лицо в зеркале дрогнуло, какое-то мгновение я смотрел на него с таким интересом, словно и вправду видел его впервые, и, как ни странно, в этот момент почувствовал даже какую-то неприязнь к своему двойнику — лицо, отразившееся в зеркале, казалось мне чужим, и я жадно вглядывался в него, пытаясь увидеть хотя бы следы пережитых за эти годы тревог, волнений и страданий, которые неизбежно должны были как-то на нем запечатлеться, но в полумраке комнаты различал лишь тусклый его овал и неподвижный блеск глаз, явственно выражавших вновь пробудившуюся настороженность. Через минуту снова послышался легкий стук в дверь, я сосчитал удары, их было семь, медленно встал, отодвинул стул, осторожно приблизился к двери, вытащил из кармана пистолет, тихо повернул ключ в замке, толкнул коленом дверь и тотчас отпрянул назад.

В коридоре, под ярким светом электрических лампочек, стоял Грегори и дружески улыбался.

— Что случилось? — спросил я. — Где Монтер?

— Я как раз только что говорил с ним.

— Он был здесь?

— Нет. Он мне звонил.

— Что он сказал?

— Велел передать, что скоро будет здесь.

Я взглянул на часы — семнадцать пятьдесят, Монтер должен был быть в «Какаду» в семнадцать часов, видно, появились какие-то непредвиденные обстоятельства, а до отхода поезда оставалось всего каких-нибудь три четверти часа; но хотя времени было совсем немного, я ничего не мог предпринять, оставалось только терпеливо ждать Монтера и его парней, под опекой которых находился мой груз и которые должны были сопровождать меня до дверей купе скорого поезда.

— Разрешите, я занавешу окно, — сказал Грегори с извиняющейся улыбкой. — Монтер с ребятами будут здесь с минуты на минуту. Он заказал ужин на шесть персон.