Как жить сегодня. Письма о духовной жизни - [3]

Эти два последующие года его жизни были временем непрерывного подвига, настоящего аскетизма. Впервые здесь познакомился он с творениями святых отцов, впервые, по существу, с Евангелием. Вот что рассказывал батюшка об этом периоде:

«И только у святых отцов и в Евангелии я нашел действительно ценное. Когда человек начнет бороться с собой, будет стремиться идти путем евангельским, то ему святые отцы сделаются необходимыми и своими родными. Святой отец — уже родной учитель, который говорит душе твоей, и она воспринимает это с радостью, утешается. Как тоску, уныние, рвоту вызывали эти философии и всякие сектантские гадости, так, наоборот, как к родной матери, приходил к отцам. Они меня утешали, вразумляли, питали.

Потом Господь дал мысль поступить в Московскую духовную академию (в 1917 году). Это много для меня значило».

Но через год занятия в академии прекратились.

«Затем Господь устроил так, что я несколько лет мог пробыть в Сосновицах один, в уединении». Здесь он преподавал в школе математику, имея небольшое количество часов. Потом переехал в Москву и устроился псаломщиком в Борисоглебском храме.

За десять дней до своей смерти — 28 августа 1963 года — из последних сил батюшка кое‑что рассказал собравшимся у его постели близким об этом отрезке своего пути в качестве «психологической иллюстрации духовной жизни из уст уже умирающего человека — может быть, послужит для пользы»:

И там [в Сосновицах] жил поподвижнически: ел кусок хлеба, тарелку пустых щей. Картошки тогда не было почти. И при этой, так сказать, настоящей подвижнической жизни (теперь можно все сказать) я весь день находился в молитве — в молитве находился и в посте. И вот тут‑то я понял духовную жизнь, внутреннее состояние: Господь открыл действие в сердце молитвы. Я думал, что Господь и далее устроит меня куда‑нибудь в деревню, в какой‑нибудь домишко — развалюшку, где я мог бы продолжать такую же жизнь. Хлеба мне было вот, с пол — ладони, достаточно, пять картофелин (я уже привык) — и все.

Господь не устроил этого. Кажется, почему бы? А для меня понятно. Потому что в самой глубине души вырастало мнение о себе: вот как я подвижнически живу, я уже понимаю сердечную молитву. А какое это понятие? Это одна миллиардная доля того, что переживали святые отцы. Я говорю вам, чтобы вы немножко поняли. И вместо такого уединения Господь устроил так, что я в самую гущу ввалился, в суету самую, чтобы я вывалялся в ней, понял, что я сам ничто, и припал бы к Господу, и сказал: «Господи, Господи, что я? Только Ты наш Спаситель».

Я познал, что Господь так устраивает потому, что нужно человеку смириться. Кажется, ясно? Но вот совсем‑то для человека и не ясно это оказывается. После этого принял монашество, был в лагере, вернулся и все равно привез высокое мнение».

Постриг с именем Никона он принял 23 марта (старого стиля) 1931 года от епископа Минского (бывшего настоятеля Борисоглебского храма) Феофана (Семеняко) в Минске, куда они приехали вместе из Москвы. В день Благовещения Пресвятой Богородицы, 25 марта того же года, отец Никон был рукоположен во иеродиакона, а 26 декабря 1932 года (на второй день Рождества Христова) — во иеромонаха тем же епископом, как пишет в автобиографии. В 1933 году, 23 марта (в день пострига), отец Никон был арестован и сослан в сибирские лагеря на пять лет. Вследствие зачета рабочих дней был освобожден в 1937 году. Сохранился следующий документ:

19/1—1937 г.

г. Комсомольск — на — Амуре

Удостоверение

Предъявитель сего иеромонах Никон, в мире Николай Николаевич Воробьев… в вере верности заветам Святой Православной Церкви тверд, в слове Божием и святоотеческой литературе весьма начитан, жизни и образа мыслей строго православно — христианского. Крест уз лагерных нес терпеливо, без уныния и скорби, подавая своею жизнию добрый пример всем его окружающим. С пользою для Православной Церкви может быть использован как приходский пастырь и даже как ближайший верный сотрудник епархиального святителя, что удостоверяю.

Феодосий (Зацинский),

епископ Кубанский и Краснодарский, б. Могилевский

Батюшка, чудом возвратившись из лагеря, устроился в Вышнем Волочке в качестве универсальной прислуги у врача, где ему пришлось пройти еще один курс науки подвига и терпения. Жена врача Александра Ефимовна и ее сестра Елена Ефимовна были убежденными атеистками. Ни словом, ни поведением отец Никон не выражал даже тени неприязни или осуждения, о чем свидетельствовали впоследствии сами сестры, которые под его влиянием оставили свою веру в атеизм и стали христианками. И главную роль в этом обращении сыграли не увещания батюшки: их поразила его жизнь, его мужество, глубочайшее смирение и высокое благородство души.

Елена Ефимовна, врач, приняла даже монашеский постриг с именем Серафимы. Она умерла неожиданно в 1951 году. Ее хоронили от больницы торжественно, с музыкой. И никто не знал, что под подушкой в гробу лежали мантия, параман, четки. Батюшка говорил, что она, обратившись к Богу, так каялась, как еще никто в его священнической практике. Это было стенание из глубины души. В письмах духовным чадам он очень просит поминать ее, так как она сделала много добра ему и другим. История обращения второй сестры довольно интересна, поэтому мы приведем здесь запись об этом, которую сделала Елена Ефимовна в своем дневнике.